Артур Хейли - Город Воров

— Почему вы не идете домой? Ваш муж очень волнуется.

Она кивнула, не отрывая взгляда от мертвого тела отца. За время этой исповеди она не проронила ни слезинки, но выглядела измученной и опустошенной.

— Он любит вас. Он считает вас не просто хорошим человеком, а самым лучшим человеком на свете. Он готов для вас на все.

— Я знаю, — проговорила она еле слышно, почти шепотом.

— А я уже почти раскрыл это дело.

Она подняла на него пустой безжизненный взгляд.

— Мне это безразлично.

— Я понимаю, но мы все же должны это сделать. Ради живых.

— Но мне все равно безразлично. Мне девятнадцать лет, а я уже сирота. Вот это мне теперь не безразлично…

Пеллетер поднялся со своего стула. Тошнотворный запах мертвечины был невыносим. Он словно обволакивал их обоих, пытаясь затянуть в свой потусторонний мир. Пеллетер подошел к девушке и, твердо взяв ее за локоть, помог ей встать.

В этот момент из коридора донесся скрип резиновых подошв. Пеллетер прислушался украдкой, не желая пугать мадам Розенкранц. Что это? За ним опять следят? Но звук больше не повторялся, и Пеллетер повел мадам Розенкранц к двери.

В коридоре он успел увидеть, как захлопнулась дверь в мужскую палату, но, войдя в нее, они увидели там только все ту же медсестру, уже забиравшую пустые подносы со столиков больных.

Медсестра сердито хмурилась.

— Здесь кто-нибудь сейчас проходил? — спросил у нее Пеллетер.

— Да вы тут шастаете туда-сюда, а, между прочим, сейчас не приемные часы! Дежурная на входе получит у меня взбучку!

Резко развернувшись, Пеллетер повел мадам Розенкранц обратно.

В коридоре стояла тишина — даже радио в одной из комнат смолкло.

— А что происходит? — спросила мадам Розенкранц, словно очнувшись от забытья.

— Пока ничего.

Пеллетер соображал, как поступить, потом оставил мадам Розенкранц ждать у стены, а сам направился к двери в морг.

В морге все было так же, как и прежде — одни мертвецы.

Пеллетер вернулся к мадам Розенкранц и снова взял ее под руку. Он тянул ее за собой по коридору, словно багаж. Она торопливо семенила ногами, чтобы не отставать от него, но не жаловалась и не задавала вопросов.

Через дверь в конце коридора они вышли на улицу, в переулок с тыльной стороны здания.

В конце переулка Пеллетер увидел силуэт какого-то человека, из-за угла наблюдавшего за главным входом. Заслышав их шаги, человек обернулся, а потом выбежал из переулка на улицу и быстро исчез из виду.

Пеллетер затолкал мадам Розенкранц обратно в здание больницы со словами: «Ждите здесь!» и бросился догонять неизвестного, начавшего петлять по переулкам между домами.

Пеллетер старался не отставать, хотя задыхался от учащенного сердцебиения. Лица убегавшего человека он не видел, зато видел его размеры. Это был здоровяк.

Они сейчас бежали по темному переулку. Во всяком случае, бежал Пеллетер, едва не подвернувший ногу на булыжной мостовой в этой погоне не пойми за кем. Миновав несколько подворотен, он остановился в растерянности, гадая, куда мог скрыться беглец, и пытаясь сквозь шум собственного дыхания расслышать шаги убегающих ног. Беготня по темным переулкам больше подходила для молодых, а Пеллетер уже не был молод.

Он стоял, прислушиваясь и озираясь.

Глаза его остановились на табличке с названием — «Улица Виктора Гюго». Эта провинциальность вызвала у Пеллетера улыбку. Какой-то задрипанный переулок назвать именем великого писателя — это и впрямь смешно. И очень провинциально.

Он прислушивался еще какое-то время, потом повернул назад.

И в этот момент какая-то тень метнулась к нему из темной подворотни, от удара по затылку инспектор Пеллетер рухнул на колени. Боль от коленных чашечек пронзила желудок, готовый вывернуться наизнанку.

Человек ударил снова, двумя кулаками, и от этого удара в скулу инспектор распластался по земле. Он пытался разглядеть нападавшего, но в переулке было темно. Нападавший отступил назад, приготовившись пнуть Пеллетера под ребра, и Пеллетер, съежившись, инстинктивно прикрыл голову руками.

Но удара не последовало — только удаляющиеся шаги.

Перекатившись на спину, Пеллетер смотрел в темное небо и пытался отдышаться.

Стараясь отвлечься от боли, он обвел взглядом окружающие дома. Во всех окнах свет был погашен, значит, никто не видел этого нападения. Только на уличном указателе мигал отблеск какого-то лучика.

Конечно, Пеллетеру случалось получать побои, но это было очень давно, и он сейчас не помнил, о чем думает человек в такие моменты. Может быть, как раз об уличном указателе с именем Виктора Гюго. Ведь такая улица найдется в каждом городе.

Немного отдышавшись, Пеллетер наконец встал, одной рукой держась за стену дома.

В вертикальном положении ему снова пришлось привыкать к боли, хорошо еще, что нападавший воздержался от того последнего удара.

Интересно, кого же так разозлил Пеллетер? Или, быть может, поставить этот вопрос иначе: кого он так напугал? Кто-то из той очереди на допрос явно разволновался, если вздумал следить за Пеллетером и даже напасть на него. Но опознать его по такому скудному описанию вряд ли удастся — среди тюремных надзирателей было много рослых мужчин крепкого сложения. До сих пор Пеллетеру казалось, что он уже нащупал того, кто знает ответы на многие вопросы, но теперь у него возникло ощущение, будто он что-то упустил.

Оторвавшись от стены и морщась от боли, он медленно побрел обратно к больнице.

Дежурная медсестра, сидевшая за конторкой, встала ему навстречу. При скудном ночном освещении больница выглядела пустынно и даже немного зловеще.

— Я сейчас сбегаю за врачом, — сказала она.

— Нет, не надо, я в порядке, — успокоил ее Пеллетер.

Мадам Розенкранц сидела на одном из стульев в вестибюле все с тем же отрешенным выражением лица. Разбитая скула Пеллетера не вызвала у нее никаких эмоций. Когда Пеллетер протянул ей руку, она просто встала и пошла за ним к выходу.

Медсестра смотрела им вслед, качая головой то ли недоуменно, то ли неодобрительно.

На улице мадам Розенкранц продолжала молчать, даже не спросила, куда они идут. Держа ее под руку, Пеллетер отвел ее на центральную площадь и, усадив там в такси, отвез к дому Розенкранцев.

У ворот она остановилась и заупрямилась, и тогда только Пеллетер отпустил ее локоть.

Она наконец подняла на него глаза. Лицо ее порозовело от ходьбы, и взгляд казался уже более осмысленным, но по-прежнему оставалось выражение душевной боли.

— Кончится это когда-нибудь? — проговорила она.

— Ну, вы уже почти дома, — сказал он.

Она покачала головой, так как услышала от него совсем не то, что хотела.

— Обязательно кончится, — пообещал Пеллетер, хотя не был уверен в своих словах, а от кивка у него только еще больше затрещало в затылке.