Дерек Тремейн - Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании

В следующий раз мне пришлось увидеть отвратительную картину, когда я шла передать Дереку срочное сообщение. Я не обратила особого внимания на то, чем он занят, но уже в дверях мой взгляд привлекло какое-то шевеление. Дерек стоял, опустив руки по локоть в несколько слоев толстого прозрачного полиэтилена, и я никак не могла взять в толк, почему шевелится что-то внутри мешка. Я испытала шок, так как в пакете, по всей видимости, хранился фрагмент человеческого тела.

— Какого черта там лежит? — воскликнула я.

Объект в пакете с виду был очень тяжелым и громоздким. Я пригляделась повнимательнее и увидела кровь темно-красного цвета, затекшую в складки полиэтилена. Кровь также обильно покрывала сам объект.

Не моргнув глазом, Дерек ответил:

— Это человеческая голова.

— Ага, ну конечно, очень смешно, — не поверила я. — Новая шутка — отрезанная голова все еще… шевелится. Очень весело, но только я на это не куплюсь.

— Нет, правда. Смотри!

Я пригляделась, но все равно заметила только обильные разливы крови, которые скрывали остальные детали.

— Погоди, сейчас покажу.

Дерек начал бережно и медленно раскрывать пакет.

В ту же секунду я пожалела о своем любопытстве. Передо мной оказалась окровавленная рыхлая человеческая голова, а по ней ползали полчища личинок! Я поспешно отступила на безопасное расстояние к двери на случай, если придется бежать.

— Вот ужас! Как ты только выносишь копание в этих личинках?

Его ответ озадачил меня еще сильнее:

— А я их сам туда запустил.

— Зачем?

— Смотри.

Дерек все еще держал эту голову лицом ко мне, чтобы я разглядела ее получше. Раньше мне не приходилось так близко рассматривать личинок, и, несмотря на отвращение, я приросла к месту в каком-то странном восхищении. Пока Дерек поддерживал голову, в ней без устали все копошилось и двигалось. Мне даже было жаль с ними расставаться, когда он положил голову в мойку.

Армия разжиревших опарышей, извиваясь, ползла сквозь плоть. Они залезали в глазницы, забивались в носовые проходы, вываливались изо рта и ушей. Должна признаться, что наблюдать за ними было увлекательно, несмотря на мои серьезные сомнения в том, что происходящее научно и вообще приемлемо. Это действо завораживало. Кровь и отрезанная человеческая голова отошли на второй план: меня поражала скорость, с которой личинки уничтожали плоть, исчезающую прямо у меня на глазах.

Выяснилось, что опарыши будут там находиться до тех пор, пока не съедят всю плоть дочиста. Когда я пришла в лабораторию, Дерек как раз занимался текущей проверкой и смотрел, как у них идут дела. Он объяснил, что постоянные движения и активность личинок создают тепло, которое ускоряет процесс отделения тканей в замкнутом пространстве мешка. Если содержать личинок в тепле, то они счистят плоть примерно за два или три дня. Еще я узнала, что личинки очень эффективно и тщательно выполняют свою работу. Но самое поразительное во всей этой истории то, что Дерек считал это совершенно нормальным способом провести день!

(Рассказывает Дерек.)

Разумеется, для меня это было будничным занятием. Мне часто поступали задания восстановить череп после удара тяжелым предметом, и для этого я подключал к работе личинок. Просто поразительно, как эти маленькие создания вгрызаются в плоть и начисто объедают все ткани, чтобы дать возможность судмедэксперту поработать с костями.

Я пользовался этим методом всю свою карьеру, а впервые с ним познакомился в Музее патологии Гордона. Я заядлый рыбак, так что вид шевелящихся червей мне не противен. Личинки, которых я получал, были разного возраста, и поэтому некоторые превращались в куколок еще до завершения своей работы. Но эта жизнь рыболовно-судмедэкспертных опарышей была не так уж и плоха. Сначала им предлагали роскошный пир, а не их самих скармливали другим, а потом выпускали на свободу на какой-нибудь свалке, которая была мне по дороге.

(Рассказывает Полин.)

Как секретарь я гораздо быстрее, чем можно было себе представить, стала воспринимать особенности отделения судебной медицины как часть нормальной рабочей обстановки. Приходя в офис, мы сразу с головой погружались в «кокон», который был так далек от обычного и тривиального мира, что, выходя за порог отделения, ты как будто покидал зону комфорта, а не входил в нее. Бывало, меня шокировала обычная жизнь Лондона и толкучка в метро, а не реалии судебной медицины.

Мы всегда представляли себе, какой будет реакция у других пассажиров в вагоне, узнай они, что рядом с ними едет человек, просидевший весь день в морге, где он вскрывал или восстанавливал тела или удалял плоть с костей с помощью химикатов или личинок, как Дерек. Разве кто-нибудь из них смог бы в это поверить?

Я любила свою работу, но по возвращении домой я не пыталась намеренно вернуться мыслями к прошедшему дню. Его подробности лежали далеко за пределами зоны комфорта. У родных вообще не получалось вписать пережитые мной события в привычные рамки. Они слушали меня с большим интересом, но всё же самые острые углы приходилось сглаживать, особенно перед ужином. Чтобы поговорить о том, что нового произошло на работе, нужно было сначала подготовить слушателей, а на это у меня совершенно не было сил.

Часто бывало, что в голове я уносила с работы такие картины, которые стоило бы — нет, даже было необходимо — начисто забывать. Из них для меня наихудшими были фотографии, к виду которых я была не готова. Некоторые я до сих пор помню во всех подробностях. После таких дней я возвращалась домой с четким осознанием того ужаса, который творится в нашем отделении. У меня не было ни малейшего желания нагружать этим других людей, тем более многочисленными печальными подробностями.

Мои друзья — более молодые и менее впечатлительные — стали моей отдушиной. К их чести, они воспринимали все, что я им рассказывала, с необычайной стойкостью, никогда не сомневаясь в правдивости моих историй. Хотя порой от некоторых страшных рассказов у них волосы вставали дыбом.

Все сотрудники нашего отделения испытывали неподдельный интерес не только к судебной медицине, но и к медицине вообще, а особенно к научным исследованиям. Здесь все с удовольствием делились информацией, и, если патологи обсуждали друг с другом детали очередного дела, мы не чувствовали себя лишними и пользовались случаем узнать от них много нового. Мне повезло больше остальных, потому что подобные обсуждения часто проходили прямо в моем кабинете. У нас не возбранялось задавать вопросы и получать развернутые объяснения, которые иногда даже заканчивались демонстрацией конкретных моментов. Так, например, Кристин показала мне, как она применяет метод газовой хроматографии, чтобы определить содержание наркотиков и алкоголя в крови. Майк объяснил, как проводится тест на отцовство, пока утром разливал кровь по пробиркам. А Дерек даже разрешил мне отрезать микротомным лезвием несколько полосочек человеческой ткани, залитой в восковой блок для гистологии. С самого начала культура нашего общения подразумевала открытость и вовлеченность, чего не было у меня ни на одной работе.