Йоко Сано - Одна литера

Глава 9. Письмо

Совсем измучилась. Тело, словно чужое. Легла в постель, вытянула ноги. Даже пошевелиться трудно. Усталость продолжала распространяться, наливая свинцом не только кончики пальцев, но даже ногти.

Лекарство одно — сон. К утру все пройдет. Давно она так не уставала. Пожалуй, со школьных лет, когда они ходили в походы всем классом. После похода вот так же гудели руки и ноги, ломило поясницу. С трудом добиралась до постели, уже в полудреме натягивала ночную рубашку и засыпала мгновенно, едва голова касалась подушки. Силы восстанавливались быстро — несколько часов сна, и хоть снова шагай по горам и долам. Сейчас не то. При меньших затратах энергии спать надо гораздо дольше, чтобы вновь почувствовать себя человеком. Да и засыпается не так легко.

Словно в подтверждение этой мысли, сон никак не приходил. Перед закрытыми глазами кинолентой раскручивались события минувших суток.

…Вчерашняя ночь. Пустая комната. Темнота. Неизвестный… Кто бы он ни был, в дальновидности ему не откажешь. Все идет так, как он предсказал… Но все же; кто он?.. Или она?.. Единственная зацепка — голос. Впрочем, какая зацепка, когда зацепиться-то не за что. Глухой, утробный, явно измененный голос. Может принадлежать кому угодно из живущих в их доме, и в то же время вроде бы чем-то отличается от всех знакомых ей голосов. Вот если бы она запомнила детали одежды… В туалете ведь горела лампочка. Но в памяти запечатлелось нечто черное и металлический блеск пистолета. Да, перепугалась она до полусмерти… Даже странно: по роду деятельности с кем ей только не приходится встречаться, ко всякому привыкла, а тут… Конечно, пистолет сыграл свою роль… Да ладно, черт с ним, не все ли ей равно в конце концов, кто это был! Спать надо…

…А расследование… Она и не думала, что все пройдет так легко и просто. Примчались полицейские, всем задали стандартный вопрос: «В комнате ничего не трогали?», а когда узнали, что дверь была заперта, и вовсе оставили жильцов в покое. Потом, правда, спрашивали про Аканэ: что она собой представляла, были ли у нее связи с мужчинами и прочее. И про ее младшую сестру — в том же духе, каково ее поведение. А насчет подозрений… Полиция прямо-таки вцепилась в этого студента, как его… Оотагаки, кажется… Да, все подозрения падают на него… Так что же ей беспокоиться — то, что случилось с ней ночью, никого не интересует, потому что ни одна живая душа об этом не знает. Короче говоря, все складывается благоприятно. Но…

Но если… Хватит дурацких мыслей! Заснуть бы скорее…

Закурить, что ли? Это снимет напряжение. Впрочем, в комнате холодно, неохота вылезать из-под одеяла. Однако она уже встала. С курением так всегда: стоит сказать себе «воздержусь», как захочется с неодолимой силой.

На всякий случай проверила дверь — заперта ли. Все в порядке. И тут… Между дверью и полом была едва заметная щель. Этим ее комната отличалась от всех прочих в их доме, где двери были пригнаны вплотную. В ее комнате щель образовалась после поломки и последующего ремонта, произведенного прежним жильцом. Маленький дефект не доставлял никаких хлопот — сквозняка не чувствовалось и подсмотреть, что делается в комнате, невозможно. Так вот, сейчас в щелке торчало что-то, клочок бумаги что ли. Когда она ложилась спать, ничего не было. Видно, кто-то подсунул.

Забыв про сигарету, она быстро наклонилась. Так и есть — бумага, самая обычная, грубая, сероватая. Листок сложен вчетверо. Она его развернула. Записка. Написана карандашом. Почерк корявый, неуклюжий. Видно, для маскировки писали левой рукой.

Она прочитала:

«Все складывается удачно. Надеюсь, и дальше так пойдет. Будь осторожной, соблюдай наш уговор, и ничего не откроется. Постараюсь как можно скорее раздобыть деньги. Как только раздобуду, передам тем же способом, что эту записку. Прошу мне верить. Всего хорошего.

Но, если попытаешься разнюхать, кто я, или сболтнешь лишнее, в этом доме тебе больше не жить. Да и вообще, мало ли что может с тобой случиться. Ладно, это я так, на всякий случай».

Сидя за стойкой, Кёко нервничала. Никак не могла включиться в разговор собравшихся в «Дэра» женщин. Глянула на часы, подарок Эбизавы. Обычно, когда она смотрела на них, ее охватывало теплое чувство, но сейчас этого не было.

…Куда он запропастился! Больше чем на полчаса опаздывает…

Вчера вечером договорились собраться здесь в десять утра. Сейчас уже около одиннадцати, а Эбизавы все нет. Впрочем, и репортеров тоже. Хоть бы позвонили.

— Сколько можно ждать! — в третий или четвертый раз произнесла вслух Кёко.

— Да, опаздывают, — кивнула Сэйко Коно, актриса, работавшая на радио. — Даже странно — все четверо. Может, случилось что-нибудь…

Она сегодня специально взяла отгул и теперь попусту тратила время.

— Ну, если бы что-то случилось, я думаю, они все-таки позвонили бы. Ведь знают же, с каким нетерпением мы ждем результата…

Вчера они решили, что Кёко обратится в полицию с просьбой отозвать заявление о нанесенном ей со стороны Оотагаки материальном ущербе. Инициатором этого был Эбизава, считавший, что в таком случае у полиции не будет повода для немедленного ареста Оотагаки. Формальную сторону взяли на себя Сиоми и Ясиро. Кёко долго колебалась, прежде чем согласиться. Утром она с большой неохотой уступила просьбе полиции, а теперь, отзывая собственное заявление, вроде бы противодействовала ее работе. Особенно ее волновали могущие последовать за этим придирки Томихары из отдела полиции нравов.

— Судя по утренним газетам, полиция не сомневается в виновности Оотагаки, — сказала Сэйко Коно, ни к кому не обращаясь. — Специальную группу расследования они создавать не собираются. Считают, что признание подозреваемого — вопрос времени. В свете этих событий миссия Сиоми и Ясиро становится абсолютно бессмысленной.

— Что-то я не понимаю… — Сакаэ чуть ли не с обидой надула губы. — Репортеры, конечно, могут не так уж много, но надо же довести дело до конца…

— Откуда вы знаете — быть может, Оотагаки уже признался, — изрекла манекенщица Дзюнко Нисихара таким тоном, словно в голову ей пришла гениальная мысль.

— Не может быть! — живо отозвалась Кёко, хотя прежней уверенности у нее уже не было.

Вчера вечером, когда они здесь совещались, она была твердо уверена в невиновности Оотагаки. Позже, уже лежа в постели, вдруг подумала, что ее уверенность ни на чем не основана. И вообще, что это на нее нашло — заниматься частным сыском?! Не надо было ввязываться…