Марина Серова - Кошка Баскервиллей

— Пусть отвлечется, — пробормотала я и, обернувшись к Анатолию, сказала: — Давай рассказывай все с самого начала.

— После того, как я проведал Люсю в больнице… С ней, кстати, все хорошо. Даже ребенок практически не пострадал, я позвонил бабушке, приехал сюда. Она была в ужасном состоянии, все время плакала, молила о помощи. Просила занять денег — я не мог ей отказать. Конечно, не надо было давать ей денег. Я знал, что так и будет. Но мне так жалко было бабушку, она с этой Виолетты пылинки сдувает, а тут ее убить обещают, — он замолчал.

— Как прошел процесс передачи денег?

— Эти козлы прислали еще одну записку, за домом на пустыре мы должны были оставить конверт с деньгами, в мусорную урну сверху положить, мы так и сделали, а когда пришли к квартире, под дверью лежал этот мешок и мяукал. Но кошечка-то не та, не наша. У бабушки случилась истерика настоящая, сидела плакала, рыдала, а потом ты пришла, остальное знаешь.

— Понятно. Покажи мне вторую записку.

— Вот она, — протянул мне Анатолий мятую бумажку.

— Да уж.

Все было так, как он сказал.

Пустырь за нашим домом был выбран не просто так. Он просматривался со всех сторон, и многие окна нашего дома выходили на него. Из окна вполне можно было увидеть, кто и когда там оставил деньги.

А котенка под дверь в это время подкинул второй злоумышленник.

— Анатолий, пошли, покажешь мне, где вы деньги оставили! — уверенно произнесла я.

— А как же бабушка? — спросил он.

— А бабушке твоей не нужен лишний стресс, пусть новой кошечкой займется. Покормит ее, погладит, короче, отвлечется.

— Хорошо, пошли, — согласно кивнул Толик.

Мы выбрались во двор, обошли наш дом с обратной стороны и оказались на заброшенном пустыре, где только редкие собачники со своими питомцами прогуливались среди жухлой травы.

Я сделала вывод, что мошенники, скорее всего, живут в нашем доме или часто здесь бывают, так как знают наши окрестности.

Мы прошли почти к центру пустыря, где стояла очень давно непонятно кем и непонятно зачем поставленная мусорная урна.

— Вот сюда мы конверт с деньгами и положили, как написано было в записке, — печально заявил Толик. — Эх, плакали наши денежки. Теперь уж точно ни Виолетту, ни денег мы никогда не увидим. И бабушку жалко. Как же она теперь?

Я краем уха слушала его терзания и разглядывала местность возле урны. Трава здесь высокая, практически в человеческий рост. Только по вытоптанным тропкам можно было передвигаться, а шаг-другой с тропы — и можно было попасть в настоящие джунгли. Мне пришла в голову мысль, что один из преступников вполне мог спрятаться в таких дебрях и наблюдать из своего укрытия, как Анатолий и Лидия Степановна сами принесли им денежки.

Я обошла урну по периметру, увеличивая круги все больше и больше, пока чуть в стороне от дороги, но так, чтобы прекрасно видеть урну, я не подтвердила свои догадки. Нашла нечто вроде лежбища.

Остались явные следы, отпечатки рук и локтей. Несколько дней назад был дождь, так что следы явно были новые и свежие. Иначе бы ливень все смыл.

Следы были какие-то маленькие, будто бы женские или даже детские.

Я взяла след, и уже искала зацепки и улики или хоть какие-то следы.

На самом лежбище ничего не было, но там, где была примята трава в нескольких шагах от тропинки, я увидела маленький кусочек яркой целлофановой упаковки. Совсем небольшой кусочек, и его вполне могли оставить и проходящие мимо собачники, но я все-таки надеялась, что этот обрывок имеет отношение к моему кошачьему делу.

Толик ждал меня возле урны и сразу спросил, как только меня увидел выходящей из кустов:

— Ну что, нашла что-нибудь?

— Вот только это. Но я не могу сообразить, что это такое и от чего, — я развела руками.

Я протянула ему яркий обрывок.

— Ммм… а я, кажется, знаю, что это такое! — обрадованно сообщил Анатолий.

— Да? Что же?? — не скрывая своей радости, спросила я.

— Это кусочек упаковки от чупа-чупса, сосалки такой, — объяснил мне Крылов.

— Я знаю, что такое чупа-чупс.

Мне стало стыдно, как же я сразу не догадалась. Конечно, это обрывок от липкой конфеты. Все сходится — маленькие отпечатки ладошек, этот сладкий чупа-чупс, неужели преступник — ребенок или подросток, но не карлик же?

Я, держа в руках важную чупа-чупсную улику, вернулась к Лидии Степановне.

Та уже немного успокоилась и сидела на диване, машинально гладя новую рыженькую кошечку.

Увидев нас, она подпрыгнула, надежда мгновенно озарила ее лицо.

— Ну как? Вы что-то нашли? Виолетту? Деньги? Хоть что-нибудь? — спросила она.

Толик отрицательно покачал головой.

— Не переживайте, Лидия Степановна. Я вам обещала помочь, и я это сделаю. Слушайте меня и не совершайте больше глупостей. Почему вы без меня побежали выкуп отдавать? — гневно спросила я.

— Танечка, тебя долго не было. Я думала, ты забыла уже о моей просьбе. А тут счет идет даже не на часы, а на минутки. Звонить тебе было неудобно, а вдруг от важных дел отвлеку? Мы с Толечкой сами вдвоем посовещались, собрали деньги. Кто же знал, что они мне Виолетточку не вернут? — принялась оправдываться старушка.

В глазах у нее блестели слезы, мне было ее жаль, но я не люблю, когда глупости совершаются за моей спиной.

— Я знала, что так и будет. Вы меня привлекли к этому делу, я за него взялась — значит, я про вас помню. Нужно было сразу мне позвонить, когда вторую записку получили. Как же так, Лидия Степановна, — отчитала я ее.

Бабулька сидела пристыженная. Толик хмыкал носом.

Потом все-таки соседка спросила меня дрожащим голосом:

— Ну и что нам теперь делать?

— Теперь слушаться меня, если вы хотите вернуть вашу кошку и ваши деньги! Я понятно объясняю, теперь только слушаться меня. Сейчас до конца дня из дома не выходить, меня ждите. Никому дверь, кроме меня, не открывайте. Толик, проследи за бабушкой. Продукты у вас есть, смотрите телевизор и общайтесь. Вечером я к вам приду, все расскажу. Вопросы есть?

Лидия Степановна и Толик синхронно замотали головами.

— Вот и славненько. В случае глобального ЧП — звоните мне на мобильник, номер у вас есть. И главное, не переживать, все будет хорошо, — уверенно заявила я.

Спустившись вниз по лестнице, я огляделась по сторонам.

Так и есть, в беседке у третьего подъезда тусовалась стайка подростков, человек пять-шесть. Они пили пиво и весело гоготали.

Я села в свой припаркованный «Опель» и перепарковала его прямо возле беседки с подозреваемыми. Из машины выходить я не собиралась, наоборот, я открыла окно, уютно расположилась на сиденье, спустилась даже ниже, чтобы меня не было видно-слышно, а сама вся превратилась в слух.

Вот уж не думала, что современная молодежь так матерится.