Елена Богатырева - Когда она меня убьет [СИ]

Я стал больше курить, потому что из окна кухни видно было дорожку из нашего подъезда, ведущую к остановке, и я надеялся увидеть ее. А постоять с сигаретой у окна значит получить еще один шанс…

Но она не появлялась. За три недели я не увидел ее ни разу. И вот однажды утром в мою дверь позвонили.

На пороге стояла женщина средних лет. Впрочем, если она и стояла на пороге, то совсем недолго, дав мне возможность лишь мельком разглядеть ее и ее поклажу.

— Здравствуйте, — сказала она, профессионально улыбаясь, — куда я могу пройти? Эти слова раздались уже за моей спиной, и я поторопился запереть дверь и войти вслед за ней на кухню, куда она отправилась без всякого приглашения.

— Боже, — сказал она. — Как я обожаю кухни.

С этими словами она водрузила на стол то, что держала в руках, — просторную клетку с перепуганной канарейкой. Шелковый платок, которым была покрыта клетка, скользнул на пол, и птичка пронзительно заверещала. Но женщина быстрым жестом вернула платок на место, заставив ее замолчать. Сама же, не дожидаясь приглашения, расположилась возле стола, положила на стол локти, сплела из пухлых рук корзиночку, опустила туда подбородок и мягко посмотрела на меня.

— Я ваша соседка, — сказала она с материнской нежностью, с той самой материнской нежностью, которую я видел только в старых фильмах и с которой моя собственная мать никогда на меня не смотрела. — Меня зовут Ольга Владимировна.

— Очень приятно, — ответил я осторожно и, поскольку повисла пауза, показавшаяся мне неловкой, вежливо спросил: — Может быть, чаю?

— Что вы, — всплеснула она руками, — смею ли я отвлекать вас настолько…

И снова — пауза.

Что мне было отвечать? Не смеете?

— Мне это совсем не трудно, — ответил я. — Тем более что я как раз собирался… Зеленый с жасмином?

— Мой любимый.

Она небрежно отодвинула в сторону листы бумаги с моими заметками, ручки, фломастеры — все, что ей мешало, расчистив плацдарм для маленькой фарфоровой чашечки.

— Сахар?

— Обязательно. И ложечку.

— Пожалуйста.

Она медленно размешивала сахар, посматривая куда-то через мое плечо. Я обернулся посмотреть, что же привлекло ее внимание.

— Этот вид из вашего окна — не оторваться, — объяснила она.

— Эти старые тополя?

— Как будто я снова у нее…

— Простите?

— Здесь жила моя подруга…

Она мечтательно смотрела в окно.

— Но в этой квартире никто не жил. Дом только построили…

— Но все новое растет на месте старого, вы не замечали? — Она с удовольствием отхлебнула чай. — Вы ведь историк, вам ли этого не чувствовать?

Она и это обо мне знала…

— Так здесь раньше стоял другой дом?

— Да. Другой дом. Другая жизнь. И я выросла в этих местах. Потом лет на тридцать мою семью занесло на другой конец города, но, как только представилась возможность, мы снова вернулись сюда. Конечно, все уже не то, и тополя эти — они ведь тогда были совсем крошечными, и нагромождение зданий, но все-таки многое напоминает…

— Любопытно. И кто же любовался этим видом?

— Школьная подруга. Она, знаете ли, была очень красивой. И очень несчастной.

— Почему несчастной?

Моя собеседница чуть встрепенулась, разгоняя дурман воспоминаний, ответила совсем другим тоном:

— Так уж жизнь сложилась. Это ведь никогда не угадаешь — что завтра выйдет из твоей жизни. Сегодня тишь да благодать, а завтра налетят черти, понесут… Да не слушайте меня. Мои воспоминания — они ведь только мои. По крайней мере на вашей судьбе этот вид из окна не должен никак отразиться. И, заметив, что я хочу задать еще вопрос, она быстро заговорила о своем деле.

— Понимаете, я — актриса. Нет, не пытайтесь вспомнить. Я в жизни не играла главных ролей в кино, поэтому откуда вам меня знать. С театром тоже не очень сложилось, хотя я не жалуюсь, работы достаточно. Но недавно мне предложили потрясающую роль в одной антрепризе. Режиссер, партнеры — только мечтать могла. И вот в ажиотаже я как-то упустила из виду, что впереди гастроли.

Она посмотрела на меня так, будто я уже должен был что-то понять или о чем-то догадаться, но, вероятно, не отыскав признаков ни того ни другого, — продолжила:

— У меня дочь — Ева. Вы ведь, кажется, с ней…

— Да-да-да, она заходила, — я стал внимательнее.

— Отношения с детьми не всегда складываются так, как мы хотим, — улыбнулась она.

Я мог бы поклясться, что именно эту фразу она заготовила заранее, собираясь ко мне, и, возможно даже, репетировала.

— Конечно — конечно…

— В общем, получается так, что мне необходимо уехать на две недели, а Ева остается одна. И вы не могли бы, — она осторожно посмотрела на меня.

— Все, что в моих силах, — произнес я вежливо и нарочито холодно, опасаясь, как бы она не раскусила моего нездорового любопытства.

— Если бы я оставила вам ключи…

«О!!.. Ключи от ее квартиры…»

— И если бы просила наведываться ежедневно…

«Милая женщина, говорите, говорите же что-нибудь еще…»

— Днем она в институте, вы могли бы потихоньку войти, полить цветы. И только.

Я улыбнулся ей от души и ответил:

— Знаете, нет ничего проще. Я весь день дома, и подняться на два этажа не составит для меня большой проблемы.

— Вы — золото, — улыбнулась мне она, и тут я поймал ее — захлопнул клетку.

— Услуга за услугу: расскажите мне, что случилось с вашей красивой школьной подругой?

Улыбка с ее лица пропала.

— Поверьте, вам не нужно знать об этом. Ничего интересного, очень трагичный конец, я вообще ругаю себя за то, что вспомнила так неуместно…

— И все-таки: удовлетворите любопытство историка.

— Она умерла молодой.

— От чего?

— Ее убили. Это долгая история…

— У меня есть время…

И она стала рассказывать.

Это был самый знаменитый парень в нашей округе. Ужас и мечта каждой девушки. Он был красив как ангел. Если вы по-настоящему понимаете в ангелах, то поймете. Но если не понимаете… Он был не тот лубочный ангел с рождественских открыток, с благодушным бесполым лицом и повядшими парчовыми крыльями. Он был завораживающе красив, и в лице светилась нездешняя сила. Именно вот светилась. А уж если он на вас смотрел (а взгляд у него был — как будто душу вынимал), вас даже прижимало к земле этой самой силой.

Он был местный принц. Один — на уме у каждой девчонки. Не было такой, чтобы по нему тайно не сохла. Но и ни одной не было, чтобы согласилась рядом с ним пройтись по улице. Это был бы кошмар. Потому что он был темный ангел. То ли вор, то ли бандит. Яшка.

Неизвестно, чем он там на самом деле занимался. Но предположить, что чем-то мелким — карманником там был или наводчиком, невозможно. Темная сила его взгляда подсказывала — мелочами не занимается. Конечно, речи о том, чтобы кто-то сказал, что, мол, у меня Яшка что-то там украл, никогда не было. Никто такого не слышал о нем. Или что налет какой-то громкий, а Яшка участие принимал — тоже такого не было, но все равно…