Елена Богатырева - Когда она меня убьет [СИ]

Она упоминала как-то раз о том, где работает, но кому это было интересно: слушать, как обливается кровью ее сердце — она ведь пережила блокаду, — когда эти беспечные дети оставляют на столах полные тарелки, а недоеденный хлеб заставляют выбрасывать целыми буханками. Она не могла выбрасывать хлеб, забирала домой, резала на мелкие кусочки, солила и совала в духовку. А потом угощала хрустящими сухариками всех, кто не чурался принять от нее кулек: дворников, вечно пьяных грузчиков из подсобки в магазине, тех же детей, с визгом гонявших по улицам.

Между тем миром, где она получала весточки от непутевого своего племянника, и школой, источником маленьких сухарей, не было никакой связи. Ровно до тех пор, пока за столами однажды с десяток раз не прозвучало знакомое имя — Яшка.

— Не мое это дело, — потупив глаза, сказала она матери Яшки, — но твой парень девицу завел из школьниц.

Мать Яшки только пожала плечами, не понимая, к чему та клонит.

— Мой племяш ведь на малолетке погорел, — стрельнула взглядом кухарка и, видя, что слова ее так и не доходят, вздохнула: — Несовершеннолетняя она, раз в школе учится. Срок схлопотать может.

Вечером Яшка застал мать в слезах и, даже устроив ей допрос с пристрастием, никак не мог взять в толк, о чем она говорит. А когда понял, впервые в жизни растерялся. Слухи о нем ходили разные, говорили, что участвует он в ночных грабежах, что содержит в доме притон, что ему человека убить — раз плюнуть. К таким слухам он привык. Но при чем тут девчонка, которую он в глаза не видел?!

В эту ночь он впервые засыпал с мыслью о ней. Еще не зная, кто она такая и «какая она из себя», он уже почувствовал смутный укол — ведь это было похоже на судьбу. Не он выбирал девушку, не она — его, а нечто иное… Он не сумел бы объяснить, что чувствует, странное такое было чувство. Он даже не знал, что такие чувства бывают. Тем более — у него, даже смешно подумать — накануне двадцатипятилетия. Он хотел отмахнуться от этого чувства. Ведь слухи — всегда вранье. Но тут вранье было остро любопытным. Он засыпал в эту ночь с улыбкой: нужно будет посмотреть — кто такая… Вранье было неожиданно сладким.

Прошла неделя, прежде чем в их дом снова наведалась кухарка. Угостила Яшку сухарями. Посмотрела со значением, осуждая.

— Покажи мне ее, — попросил он.

— Так ты не… — всплеснула она руками. — Так ведь и славно. И смотреть незачем. Соплячка глупая. А страшна как смерть.

— Покажи.

А как ему откажешь? В этом доме, который принадлежал миру силы, свои законы. И Яшка был душой этого дома. Самые закоренелые бандиты звали его ласково «сынок». Хотя он не плел небылиц, как его отец, и ничем не веселил общество, по-прежнему собиравшееся за столом в их доме. Но что-то было в этом мальчишке такое, что вызывало уважение у сильных того мира. Как ему отказать?

Он пришел в школу к одиннадцати, как она велела, незаметно, с заднего двора, она открыла ему дверь с кухни. Большая перемена, десятый класс обязательно придет обедать. Ткнула пальцем в дальний стол и впилась глазами в Яшкино лицо, ожидая реакции. Но он и бровью не повел. Взглянул мельком, пожал плечами да распрощался. Она выпустила его, заперла за ним дверь и, вздохнув с облегчением, принялась за свои тарелки.

А он шел и думал — где ее видел? Лицо такое знакомое…

Прошла неделя. За эту неделю проклюнулись первые листочки. За эту неделю Яшка узнал об Анне все: кто такая, где живет, с кем дружит. За эту неделю мы с Анной нахватали троек по всем предметам, потому что предчувствие перемен томило каждую из нас, как, собственно, любую девушку в любую из весен.

Ничего не изменилось только для женщины с кухни: она все так же мыла тарелки, вытирала со столов, носила домой недоеденный хлеб, выходила на улицу с пакетиками сухарей. Вытирала со стола и услышала вдруг: мальчишка — молоко на губах не обсохло — похвалялся, что видел, будто Яшка целуется возле их дома на темной скамейке с Анной. Она вспыхнула, шлепнула по столу грязной тряпкой: «Да он ее в глаза не видел, — сказала громко, чтобы все услышали. — Имени ее даже не знает! Дурачье!»

Этот день для нас выдался непростым. Мы привыкли к своему особому положению, а тут будто с небес на землю свалились. Один балбес толкнул в коридоре непочтительно, второй подлетел и что-то гаркнул в самое ухо. Весь день был соткан из неприятных мелочей. А в вестибюле, когда домой собирались, подлетел к нам самый неприятный тип из параллельного класса и тихо прошипел с улыбкой: «А за вранье кто-то сегодня ответит!»

Я так и села от ужаса. Раскрыты, чего тут понимать.

— Ты пока здесь побудь, не нужно тебе сегодня со мной, — сказала мне Анна.

Я, разумеется, возмутилась, мол, вместе все затеяли, вместе и отвечать будем, а она забрала мое пальто, забросила на высоченный шкаф и быстро направилась к выходу. Я целую минуту будто в ступоре простояла, не понимая, обижаться на нее или бежать спасать… Потом побежала стул искать, чтобы пальто достать со шкафа, а к ней на улице уже человек десять мальчишек подходило. У меня даже колени подкосились, я только видела, как она побежала, а они — за ней. Дальше все как в тумане. Пальто мне помог достать гардеробщик, иду по улице к дому ее на ватных ногах, не знаю, чего ожидать. Вокруг — ни души. Даже странно как-то. Дошла до ее дома, постояла у подъезда, поднялась. Она мне открывает, я посмотрела на нee и подумала сначала, что она с ума сошла. Совсем как ее мать. Мать у нее со странностями была, все знали, по-настоящему больная, даже в больнице лежала раз или два каждый год. Открывает она мне дверь и улыбается уж так странно, спокойно и задумчиво.

Потом рассказала, конечно… Но это был ее последний рассказ. Обо всем остальном мне только догадываться приходилось…

Она побежала от мальчишек, но куда от них убежишь? До угла добежать ей сил хватило, но они уже чуть ли не в спину ей дышали. Тогда она обернулась и крикнула:

— Только попробуй кто-нибудь подойди!

— И что будет? — криво улыбаясь, ответил один из них и сделал шаг вперед. Остальные, как по команде, стали обступать со всех сторон. Кольцо сжималось.

— Яшке скажу!

Все замерли. Сначала ей показалось, что это ее слова произвели такое действие. Они даже слегка попятились от нее. И в ту же минуту чье-то горячее дыхание обожгло ей щеку:

— Так скажи.

Она обернулась. Рядом стоял Яшка. А чуть в стороне — двое его друзей.

Одного она знала. Его знала вся округа. Не по имени. Его звали Дос. Был он то ли корейцем, то ли монголом высокого роста и здоровый как бык.

Наступила тишина. И тут какой-то наглый семиклассник, стоявший дальше всех, выкрикнул:

— А чего она врет, что она твоя девчонка?

Дос с приятелем переглянулись.

— Во дает, — Дос равнодушно взглянул на Анну и сплюнул.