Елена Богатырева - Когда она меня убьет [СИ]

«Это сейчас ты — Ева, — сказала она. — А в прошлый раз была Анной».

Когда я все это прочитала… Мне даже поговорить об этом было не с кем.

— Ты ей сразу поверила?

— Да, сразу. Я ведь историю про погибшую подругу моей мамы слышала сотню раз. Сначала она рассказывала ее своим подругам, а я маленькая слушала. Потом, когда я подросла, рассказала и мне. Ее это всегда очень беспокоило. Такая любовь и такой конец. Она, может 6ыть, и замуж-то не вышла именно от страха, что вот так все может сложился. Это детский страх. Какой бы взрослой и разумной ты не стала, он никуда не уходит. Он всегда с тобой.

Потом она забрала дневник. А я стала думать. Мне казалось, я умная. Я сейчас придумаю какой-нибудь выход. Возилась с астрологическими картами, читала книги про инкарнацию. Самое смешное, что в таких книгах есть подробнейшее описание того, как сохранить память в следующей жизни о предыдущей. Как в кулинарных книгах — рецепты меню. Но мне и в голову не приходило, что кто-то однажды таким рецептом захочет воспользоваться.

— А представь, что она не одна такая.

— Не одна, ее ведь научил тот человек…

— Нет, я не об этом. Представь, что таких, как она, уже много. Сотни. Тысячи. Миллионы. Мне кажется, в таком мире жить жутковато. И как-то — бессмысленно, что ли. Все всё знают наперед. И зачем им это? В чем тогда смысл?

— Да, жизнь перестает быть чудом…

Когда в комнату осторожно заглянул Кира, а за ним появилась и Валентина Дмитриевна, мы с трудом сообразили, что находимся в гостях и о чем-то еще нужно говорить с окружающими. Единственное, о чем мы сейчас мечтали, остаться наедине и наговориться всласть. И никогда не расставаться. Потому что это теперь совершенно уже было невозможно.

— Мы вас прервем, — начала Валентина Дмитриевна. — Наш совет еще не окончен.

Мы посмотрели на нее как на учительницу, которая не услышала звонка на перемену или не захотела услышать и все еще продолжает объяснять неинтересную тему.

— Уже поздно, — начал я.

Влюбленные с реальными надеждами на взаимность становятся очень изобретательны…

— Может быть, продолжим завтра, а пока я бы проводил Еву домой…

— Домой? Но это исключено! — воскликнула она.

— Как это? — не поняла Ева.

— Вам нельзя домой. Она была у нас сегодня днем. Это самое главное, о чем мы хотели бы вам сказать.

— Зачем она приходила?

— Она приходила, чтобы оставить нам дневник. Пойдемте.

В соседней комнате Валентина Дмитриевна вместе с сестрой молча показали нам на шкатулку, стоящую на столе. Шкатулка была деревянная, почерневшая от времени. Я открыл ее и увидел дневник. И еще какие-то бумаги.

Первая была дарственной на квартиру Инги, две другие — доверенности на снятие денег с ее счетов в двух разных банках. Увидев сумму, я присвистнул.

— У нее ничего больше не осталось, — заметила Екатерина Дмитриевна. — Ей больше нечего терять. Значит, это конец.

— И вы, зная все, — Ева старательно подбирала слова. — Зная всю нашу историю, как вы могли это взять?!

— Ну кто же знал? Мы ведь думали — дневник. А бумаги обнаружили только потом и сразу же позвонили Кириллу, чтобы он рассекречивался.

— Дома была только я, — добавила Валентина Дмитриевна. — Вы ведь видите, как я передвигаюсь. Я бы ни за что не отпустила ее просто так, но она вошла, положила на стол шкатулку и попросила сохранить бумаги или передать эту миссию нашим детям. Я попросила ее выслушать меня, но она только покачала головой, повернулась и быстро направилась к выходу. А меня подвела техника, — обескураженно сказала она. — В самый неподходящий момент. Я, разволновавшись перепутала кнопки и нажала кнопку тормоза, вместо движения. Да так активно ее нажимала, что даже ноготь сломала. Никак понять не могла, что же за ерунда такая… А когда разобралась, дверь за ней закрылась с громким хлопком.

— Я предлагаю вам переночевать у нас, — тут же предложил Кира. — Вдруг что-то придумается за ночь? Или на свежую голову — с утра? Утро, говорят, вечера мудренее.

— Нет, спасибо, — сказали мы с Евой практически одновременно.

— Моя мама будет беспокоиться.

— А я не вижу смысла прятаться.

Мы посмотрели друг на друга.

— Мы пойдем.

— Ты что, не понимаешь, что она не шутит? — удивился Кира. — Она все до копейки отдала нам. Вот, посмотри, и квартиру, и счета.

— Кстати, — съязвил я. — У нее шикарная машина. Как насчет нее?

Кира порылся в бумагах и задумчиво сказал:

— Действительно…

Я усмехнулся:

— Мы пойдем. Запремся дома на все замки и станем обдумывать ситуацию, обещаю.

Мы с Евой пятились к двери, и, если честно, все мои мысли были заняты тем, чтобы утащить ее к себе, когда мы вернемся, и как-то объяснить это ее маме. И разумеется, не для того, чтобы строить планы обороны или копаться в намерениях Инги. Сейчас мне казалось, что Инга — персонаж хоть и злой, но надуманный и нереальный, а возможности ее ограничены психологией обычного человека. Одно дело — доносы строчить, и совсем другое — своими руками лишить человека жизни. Я не был уверен, что она на такое способна.

По крайней мере она никогда еще этого не делала. Кто сказал, что в этот раз все будет по-другому?

Но почти у самой двери мы наткнулись на Екатерину Дмитриевну.

— Сейчас только половина девятого, — сказала она. — Время детское. А вы бежите. Нет, мы понимаем вас. Но у вас осталось совсем немного времени.

— Вот поэтому мы и хотим поскорее уйти. Времени совсем немного.

— Ну хотя бы прочтите дневник — что она там написала. Может быть, изложила сгоряча что собирается делать на этот раз.

— А вы? — спросил Ева.

— Мы не читали. Не подумайте, не от того, что дали ей слово. Да и все деньги, которые она нам оставила, мы передадим в благотворительный фонд для детей. Нам ничего не нужно. Мы не читали дневник от бессилия. Мы не сможем жить с этим, если узнаем что она написала, а потом все так и случится. Мы уже слишком старые люди, чтобы… Ах, — всплеснула она руками, — как мы бесполезны здесь.

— Ну что вы, — я взял ее руку и пожал ее. — Вы подарили мне Киру. У меня никогда не было друзей. Вы предостерегли меня. Что же еще?

— Еще мы решили так: как только она уйдет из жизни, мы сожжем дневник. А после нашей смерти Кира продаст квартиру, чтобы никогда больше не становиться участниками этой драмы. Может быть, и драма тогда пойдет по другому сценарию?

Возвращайтесь в комнату. Я сейчас принесу вам…

Мы неохотно вернулись. Настроение сразу как-то резко изменилось. Только что жизнь казалась бесконечно долгой, потому что было в ней главное, самое прекрасное главное, и впереди было практически — бессмертие. А тут… Снова зажало сердце в тиски, и я подумал, что в последнее время сердце, сжатое тисками безысходности, стало для меня привычным состоянием. Ни свободы, ни выбора — только замкнутый круг и последний шаг по этому замкнутому кругу. А про свободу выбор, это я, конечно, зря: была она, была. Свобода выбирать между тем, чего не хочется, и тем, чего совсем не хочется.