Игорь Зарубин - Любовь и золото

Мы уже подлетали к Открытому, как вдруг обе турбины заглохли. Вадим, вы не представляете себе, какой это кошмар, когда понимаешь, что самолет падает, а предотвратить катастрофу невозможно… Началась паника. Егор связался с центром, передал свои координаты. Он пытался удержать «ИЛ» в равновесии, спланировать на нем, как на воздушном змее, даже выискивал удобное место для посадки. Но самолет вдруг вошел в крутое пике… Перегрузка была чудовищная, меня расплющило по креслу… А Егор… Он все надеялся выправить крен, что есть силы тянул на себя штурвал… А потом был взрыв и все вокруг потемнело, самолет буквально развалился на куски. До сих пор в ушах стоит этот невыносимый скрежет металла… Но я спаслась… Меня выбросило через лобовое стекло из кабины на мягкий снег. Ни синяка, ни царапинки… Поднялась, отряхнулась, огляделась по сторонам — до горизонта простирается белая пустыня. Согласитесь, разве это не чудо?

— Чудо… — Вадим, затаив дыхание, завороженно смотрел на Надежду.

— Из всего экипажа в живых остался лишь бортмеханик. Ему оторвало обе ступни, он потерял сознание, но даже через неделю, когда нас обнаружила поисковая группа, продолжал дышать.

— Целую неделю?! — переспросил Кротов. Без еды, без питья, без теплой одежды?!

— Что, не верится? — трагически усмехнулась Надежда. — Я бы тоже не поверила, если бы это не случилось со мной. Семь дней провести в заледеневшей пустыне, рядом с погибшим мужем, согревая своим дыханием истекающего кровью бортмеханика… Вот и посудите теперь, в чем состояло мое личное мужество. Быть может, только в том, что я не сошла с ума? До сих пор не могу себе простить, что не остановила Егора. Я же знала, что его подстерегает какая-то беда… Как раз мужества и не хватило… Теперь вот перевелась в Спасск, работаю диспетчером на военном аэродроме. Он здесь, неподалеку, да вы знаете… Квартиру дали, Миша в детский садик ходит… Все, как у нормальных людей…

Она поднялась из-за стола и, отвернувшись к окну, быстро смахнула со щеки маленькую слезинку. Затем вынула из настенного шкафчика непочатую пачку сигарет и с вызовом посмотрела на Вадима.

— Я удовлетворила ваше любопытство, господин историк? Начальнички будут довольны проделанной работой?

— У меня нет начальников… — робко ответил, Кротов. — А вы меня так и не узнали? Ты не узнала меня, да? Мы же с тобой…

— Нет, не узнала… — теперь уже безо всякой злобы в голосе проговорила Надежда. Она склонилась чуть вперед, сощурила глаза и… сигарета выпала из ее руки. — Господи… Что же ты сразу?.. Вадька!..

Высадившись через две недели в Бейре — небольшом португальском поселении, они основательно запаслись провизией и пустились в путь. Им предстояло преодолеть около двухсот километров на север — к руслу реки Замбези.

Проводника из числа местных жителей нанимать было нельзя — он обязательно бы пронюхал о кладе. Поэтому Никита рассчитывал только на себя, на компас и на подробную карту местности, которую он приобрел в Йоханнесбурге.

Они рассчитывали добраться до места в четыре дня, делая по пятьдесят километров в день. Однако дело осложнялось тем, что идти по берегу было невозможно — он представлял из себя сплошные известковые скалы, готовые вот-вот обрушиться вниз. Пришлось идти через Джунгли, путь в которых приходилось прорубать с помощью мачете — большого и широкого ножа, который Никита купил на корабле у одного из алмазоискателей.

Вокруг возвышались толстые вековые деревья, увитые лианами, на которых то тут, то там висели любопытные обезьяны, привлеченные хрустом листвы под ногами Никиты и Нади. Время от времени в высокой траве мелькал хвост ящерицы или змеи. А как-то раз они чуть не наступили на толстого удава, который полз поперек их тропы. В ветвях деревьев сновали мириады разноцветных птиц, щебетавших на все лады. Джунгли жили своей, недоступной человеческому пониманию, жизнью.

Первые несколько дней пути прошли без происшествий. Все было нормально, если не считать того, что, вопреки расчетам Никиты, они делали не более тридцати километров в день. Сплошная стена из переплетенных лиан сильно замедляла движение.

Наде было очень тяжело. Ее нежное тело, привыкшее к атласным подушкам в доме мавра, ныло и болело. Ей пришлось нести на себе часть провизии, и жесткие лямки рюкзака стерли ей плечи. Тем не менее, Никита не услышал от нее ни одной жалобы. Стиснув зубы, она мужественно шла за ним. Несколько раз, выходя на время от времени появляющиеся на их пути поляны, Никита и Надя видели пасущихся слонов и жирафов.

Но времени смотреть по сторонам не было. Нужно было спешить к месту клада. И вот, наконец, устье реки Замбези. По расчетам Никиты, Дрейк зарыл сокровище примерно в полукилометре от береговой линии.

Выйдя к морю, Никита отметил про себя, что трудно было найти более удобное место для высадки. Берег образовывал здесь уютную бухту, защищенную от всех ветров.

Отмерив на глаз необходимое расстояние от моря, Никита начал рыть наудачу, так как никаких знаков, заметных деревьев или, скажем, кучи камней нигде обнаружить не удалось. На глубине в два аршина лопата наткнулась на что-то твердое. Наши кладоискатели бросились руками разрывать землю.

Это был странный, белый, гладкий и округлый предмет. К тому же он представлял собой нечто вроде длинного цилиндрического бруска. Никите понадобилось несколько минут, чтобы догадаться, что это такое.

— Мы не там роем, — сказал он. — Это бивень слона.

Начали копать в другом месте. Но и там оказались кости слонов. И в третьем — то же самое.

Никита с Надей работали несколько дней, но единственными их находками оказались останки слонов.

Никита сильно упал духом. В сотый раз проверяя свои расчеты, он убеждался, что никакой ошибки в них нет. Но клада не было и в помине, вокруг простиралось старое кладбище слонов.

— Да, — сказал Никита через несколько дней непрерывных раскопок, — видимо, старик Дрейк решил еще раз пошутить перед смертью.

Надя взяла его за руку.

— Никитушка, — проговорила она, — зачем нам этот клад? Нам и так хорошо вместе, безо всякого золота.

Они сидели на куче слоновьих костей. Солнце уже начинало садиться.

— Давай поедем на родину, в Россию, — продолжала она. — Я так соскучилась по белому снегу зимой. По колокольному звону. По Невскому… По борщу…

Никита внимательно посмотрел на нее. В закатном солнце лицо Нади было особенно красивым. Он вдруг понял, что ближе этой девушки у него никого нет. И вряд ли когда-нибудь будет. Он понял, что любит ее больше всего, больше жизни… И вся эта суета с кладом Дрейка показалась ему такой бессмысленной, такой глупой…