Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

Канализационные катаклизмы и привычный спектакль из нормальной жизни троцкистов, добавили к горечи капельку меда, — когда вокруг все так привычно и прекрасно, чего бояться? Дом полон людей, в ближайшее время эти люди не угомоняться, в туалете два крепких сантехника латают трубы на живую нитку. Все прекрасно и даже в удобства через пару часов запустят…

Что же от генерала-то не звонят?! Неужели не могут в трех мужиках разобраться?!

— Софья Николаевна, можно к вам? — раздался вместе с легким троекратным стуком тихий голос у двери.

Я подскочила со стула и метнулась к порогу.

— Кто там? — спросила тихо-тихо.

— Алесей Петрович, — ответили из-за двери. — Откройте, пожалуйста.

— Минуточку, я не одета, — пробормотала я.

Что ему нужно?! Лицо моментально покрылось испариной, руки мелко задрожали, пересохший язык прилип к небу.

— Софья, Мария Германовна приглашает вас выпить чаю, — говорил за дверь инженер Сидорчук. — Вы придете? Что ей передать?

— Да, да, конечно, — без всякого энтузиазма проскрипела я и, открыв, наконец, дверь, но перегородив вход плечом, уставилась на невозмутимого фиктивного мужа актрисы.

— Пойдемте?

— Я только… только переоденусь.

— Пожалуйста, без церемоний, — улыбнулся Алексей Петрович, и я поняла, что он собирается меня ждать.

— Минуточку, — сипло пробормотала и захлопнула дверь.

В том, что Мария Германовна приглашает меня выпить чаю, не было ничего необычного. Мое общество актриса предпочитала другим троцкистам, — она вообще любила все молодое и свежее, — и часто, иногда по два раза в неделю, зазывала меня на чаепитие. Порой при помощи «мужа», порой звонила мне на сотовый.

«Случайность или заготовленная акция?» — переодеваясь в приличную футболку, лихорадочно размышляла я. Что если никакая Мария Германовна меня никуда не приглашала? В ее комнате все приготовлено для нежного допроса и тихого убийства, а сама актриса крепко спит под влияние снотворного.

Но по коридору шныряет куча народу, Сидорчук даже переговаривался с кем-то, дожидаясь меня у двери. Я связала нервы крепкими узлами и отправилась… куда? Овцой на заклание? Или пить чай и коротать вечер в милом обществе? Пожалуй, второе. Слишком много свидетелей бегает по коридору.

Подкрасив губы и причесавшись, я вышла, к непонятно чем, довольному инженеру и медленно поковыляла к двери актрисы. Сидорчук топал в арьергарде и вел себя вежливо — придерживал дверь, пока я просачивалась в заставленную мебелью комнату травести.

Нового гостя Марии Германовны я разглядела не сразу. А когда разглядела — тот сидел за массивным сервантом из мореного дуба, — то подпрыгнула, развернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов и слету врезалась в грудь подпирающего сзади инженера. Как мячик.

Смешно получилось. Инженер от неожиданности рухнул в ширмы.

— Что с тобой, Софьюшка? — всполошилась актриса.

— Утюг! Я забыла выключить утюг! — выкрикнула я и, перешагивая через ноги рухнувшего Алексея Петровича, устремилась к двери.

— Постой! — крикнула Мария Германовна. — Ты вернешься?

Стоя на пороге и одним глазом наблюдая за людьми в комнате, а другим за неубывающим количеством троцкистов в районе санузла, я спросила:

— Зачем?

— Чаю попить, — удивилась актриса, — у меня гости.

Я посмотрела на «гостя» и вспомнила описание Самоеда из аналитической справки. «Лицо в меру широкоскулое», — остроносая физиономия гостя напоминала лезвие топора. «Волосы русые, средней густоты», — гость Марии Германовны был лысоват, а то, что осталось, даже средней густотой обозвать нельзя. Мог Самоед в конспиративных целях повыдергать половину?! Мог, конечно, но не так много.

— Хорошо, — вздохнула я, — только утюг выключу.

Шагая к себе, я размышляла о том, что будет, если я сейчас позвоню Антону и спрошу совета? Генерал, отправляя нештатного агента на задание, задачу определили четко — сиди у себя тихо и никуда не высовывайся. Главное, молчи, в комнате может оказаться подслушивающее устройство.

А я чего делаю? По гостям расхаживаю и собираюсь с Антоном беседовать.

Страшно до ужаса, ни в какие гости не хочется совершенно, но сказать честно, сидеть одной в комнате и бояться, тоже занятие из малоприятных.

Так и не решив, что предпочтительнее — подозрительное общество или сидение взаперти, — я зашла на секунду в комнату, притворилась, что выключаю утюг, и вернулась к Марии Германовне. Как никак наша актриса милый, приветливый человек и обижать ее, тем более подозрением, не следует.

Чай у Марии Германовны всегда был отменный. Крепкий, ароматный, обжигающе горячий.

— Яков Дмитриевич коллега Алексея, — разливая по чашкам заварку, щебетала актриса. — Он разведен. В наш город приехал полгода назад. Вы пьете с сахаром или с вареньем?

— Я пью не сладкий, — удивительно густым басом, отвечал разведенный Яков Дмитриевич. Он исподлобья косился в мою сторону, выглядел слегка смущенным и совершенно не опасным. Красивые руки нежно держали фарфоровую чашечку в тонких пальцах, гость был скуп на слова и мило застенчив.

— Софьюшка, — конфузливо начала Мария Германовна, — какие у тебя планы насчет замужества?

— В смысле? — опешила я.

— Ну… видишь ли, у Яков Дмитрича… есть свободные деньги. Но их недостаточно для покупки квартиры, — обычно словоохотливая Мария Германовна с трудом подбирала слова. — Алеша предложил ему помощь в этом щекотливом мероприятии…

И тут до меня дошло — Яков Дмитрича привели фиктивно жениться на Софье Николаевне. Всеобщее смущение вызвано единым мотивом — три скромных российских интеллигента неловко себя чувствуют, когда предпринимают любые шажки в сторону объегоривания родного Государства.

Я расслабилась и первый раз хлебнула чаю. Травить потенциально выгодную невесту здесь не будут.

И окрепнув мыслями и голосом, дабы не заставлять стыдливых интеллигентов самостоятельно расставлять все точки на «Ё», взяла слово:

— Яков Дмитриевич, у меня претензий нет. Хотите, распишемся. Но как на это посмотрит ЖЭК?

— Нормально, — оживилась Мария Германовна, — мужа к жене всегда пропишут. — И несколько смущенно: — Ты на нас не сердишься? Что мы вот так, с бухты барахты…

— Все нормально, Мария Германовна, — улыбнулась я.

— А коньячку? — совершенно воспрял духом «Алешенька» и потер руки. — Так сказать, для закрепления… союза?

Я фыркнула:

— Рано еще закреплять.

— Ну, тогда обмоем соглашение, — не меняя показного веселья, согласился инженер.

— А, давайте! — я махнула рукой.

— Яков нам сейчас стихи почитает, — радостно щебетала Мария Германовна. — Он ведь у нас поэт, Софьюшка.

«Какая честь, — подумала я, — замуж за поэта отдают.»