Сергей Тютюнник - Осколок в форме сердца

– Ну, я же военный человек, зависимый, – пустился в объяснения Васильев.

– Не нравится мне такая система. Это смахивает на встречу в борделе.

– Ну, что ты болтаешь? – Женька присел на корточки возле Феликсовны и обнял ее бедра. Помолчал немного, потом вскинул голову. – Знаешь, давай завтра я возьму «броник», и мы с тобой помотаемся по городу. Покажу тебе интересные места… Потом кто-нибудь из взводных забросит нас сюда к вечеру, а утром меня заберет. А?

– Завтра много операций.

– Тогда послезавтра, – с надеждой смотрел Женька.

– Слушай, – Ольга направила на Васильева требовательный взгляд, – зачем тебе вообще такая мужеподобная баба, как я? Тебе же со мной непросто? Службе мешаю, наверное…

– Во-первых, – замялся Васильев, – мне с тобой просто интересно. Во-вторых, ничему ты не мешаешь. В-третьих, ты не мужеподобная, ты мне очень нравишься… Так что? Послезавтра уходим в загул?

– Уходим, – кивнула Ольга и спрятала руки в карманы халата.

Васильев глядел через видоискатель фотоаппарата на Ольгу, пытаясь захватить в рамку скелет разбитого дома на заднем плане. Верх здания – острые, почерневшие зубья каркаса – не помещался в кадр. А Васильеву хотелось запечатлеть подругу на фоне мертвого дома. Это была экзотика.

– Оля! – крикнул он. – Ты не могла бы отойти чуть дальше? Поднимись вон на кучу! – И Женя показал рукой на груду битого кирпича.

Ольга повернулась и стала подниматься, осторожно ступая по камням, чтобы не подвернуть ногу. Васильев глядел на нее сквозь фотоаппарат и командовал:

– Еще чуть выше!

Ольга сделала пару шагов, придавила ногой противопехотную мину, и эта мина лопнула, срезав Ольге стопу.

– Ой, бля! – выдохнул Васильев, обсыпанный кирпичным крошевом, и уронил фотоаппарат на грудь.

Ольга лежала на дымящемся от взрыва холме и с недоумением глядела в высокое небо. Джинсы ее, посеченные осколками, намокали красным человеческим соком.

На утреннем разводе командир полка говорил о развале дисциплины, о том, что боевая обстановка действует на многих расслабляюще, что некоторые офицеры думают, мол, война спишет все их грехи.

– Ничего никому война не спишет! – кричал он со злыми глазами, грозя строю пальцем. – В том числе и капитану Васильеву, – командир зыркнул на Женьку, – который, захватив с собой госпитальных блядей, поехал кататься и напоролся на мину. Сделал бабу калекой!..

Васильев побледнел и выпалил:

– Выбирайте выражения, товарищ подполковник! Я не блядь вез, а свою будущую жену!

Командир внимательно посмотрел на Женьку, демонстративно глубоко вздохнул и приказал:

– Капитан Васильев, после развода зайдете ко мне!

– Есть! – резко ответил Женя и потупил взор, чувствуя на себе пристальные и удивленные взгляды сослуживцев.

Феликсовна лежала в палате одна. Под простыней угадывалась ущербность тела. Васильев присел рядом и стал мять дрожащими пальцами полиэтиленовый цветной пакет с соком, шоколадом и прочими гостинцами.

– А я думала, ты мне корягу свою принесешь, с которой раненым ходил? – Ольга попыталась улыбнуться, но отвернулась, закрыв ладонью глаза.

– Оленька, – дрогнул голос у Васильева. Женя уткнулся лицом ей в живот. – Прости меня, пожалуйста. Я сам буду твоей корягой, костылем и протезом. Я ни за что тебя не брошу. Я разведусь с женой. Я все решил.

– Зато я еще ничего не решила. – Ольга шмыгнула распухшим носом и вытерла слезы. – Не надо мне твоих жертв. Сама как-нибудь управлюсь… У тебя ребенок. Не хватало еще, чтоб я лишала его родного отца.

– Никуда мой ребенок от меня не денется, – вздохнул Женя. – Слава богу, в одном городе живем… А тебя я не брошу. – Он взял Ольгу за руку и стиснул ее ладонь. – Я сам во всем виноват и не могу оставаться в стороне. Да и с женой у меня… Сама знаешь…

– Я тебе повторяю, – Ольга повернула к нему стальные глаза, – меня от твоей жалости тошнит! А тем более не нужна твоя жертвенность. Кстати, за счет других.

– Не злись, пожалуйста. – Васильев растерялся. – Может, я что-то не так говорю, не теми словами. Но я не хочу расставаться с тобой… Какой бы ты ни была – с ногами или безногая. Кроме тебя, мне никто не нужен. Еще и детей с тобой нарожаем. Хочешь?

– Дурак! – Ольга смотрела зло. – Только детей мне в такой ситуации и не хватало. Сама беспомощная, как дитя. – Голос ее надломился, глаза блеснули влагой. – Я на первом же месяце совместной жизни тебе обрыдну так, что твоя жена покажется тебе Василисой Прекрасной и Премудрой!

– Ну, не сердись. И не расстраивайся. Я уже говорил с командующим. Он мужик незлой, с пониманием. Пообещал мне содействие. Как только ты поправишься, он меня сразу заменит, и мы с тобой уедем домой вместе.

– Сказал слепой – посмотрим, сказал глухой – услышим. – Феликсовна вздохнула и скривилась от боли.

– Нога болит? – Женя робко посмотрел на изгиб простыни.

– Душа болит. – Ольга опять отвернулась и прикрыла глаза ладонью.

Васильев сидел молча, не зная, что еще сказать.

– Я еще позавчера письмо родителям написала, – прервала молчание Ольга, – отправь его. В тумбочке конверт… Старики еще ничего не знают. Пусть и дальше не знают. Всему свое время… А теперь уходи. Мне сейчас перевязку будут делать… И запомни: я не считаю тебя чем-нибудь обязанным мне, я тебя от себя освобождаю.

– А мне свобода без тебя не нужна. – Васильев поднялся, держа в руке конверт, подписанный твердым Ольгиным почерком. – Прошу тебя – не выставляй свои иголки, как дикобраз.

Васильев исчез за дверью, и Феликсовна крепко уцепилась за спинку кровати, чтобы вложить куда-нибудь бешеную энергию, боясь, что она выльется в рыдания. В горле застрял клубок боли и не проглатывался. Она застонала от безысходности и сжала зубами простыню. «Калека! Калека!» – пульсировало в голове…

Цветной июнь рвался через окно в ее серую палату.

Транспортный самолет с ранеными приземлился на военном аэродроме на окраине Ростова. На бетонных плитах темнели серые веснушки дождевых капель. Низкое, нелетнее, набухшее влагой небо сочилось почти невидимыми дождинками. Васильев помог Ольге выйти по опущенной самолетной рампе. Их ждала госпитальная машина. Первыми в нее загрузили тяжелораненых.

– Сейчас на перевязку, кой-какие процедуры сделаем, а уже потом отправим вас домой, – сказал Феликсовне дежурный врач. – Вы сопровождающий? – обернулся он к Жене.

– Да. Сопровождающий. Причем надолго.

– Не понял? – вскинул брови врач.

– Это я так… Не обращайте внимания.

Ольга, опираясь на костыли, попыталась сама забраться в машину, но не смогла и закусила губу. Васильев погрузил в салон «уазика» сумки, тут же подскочил и помог сесть Ольге.

К стеклам автомобиля прилипли первые крупные капли дождя и заструились вниз.