Людмил Федогранов - Я женщина, Господи!

– Да-а-а, наша встреча – это и в самом деле встреча в моих интересах… – после долгого молчания протянул Питер Джефферсон. – Я правильно тебя понял, что вы хотите без особой спешки, но точно, определить того, кто этим занимается, и тихо и спокойно, без ненужных скандалов и разоблачений, прекратить его деятельность?

– Правильно, но… не совсем. Сначала мы установим за этой деятельностью жёсткий контроль, отследим каналы, какие, разумеется, удастся отследить… Выжмем из этого всё, что можно будет выжать. А дальше… Я ведь сейчас просто не предполагаю, как именно дальше могут развиваться события, Пит, – откровенно признался Сол Лиммэн. – Те, кто этим занимается, от своего «бизнеса» получают такие сверхприбыли, что прогнозировать их действия, их поведение очень трудно. Собственно, здесь приходится рассчитывать и… на самые худшие варианты… В том числе и для того человека, который работает на них в твоей «Дельте»: если его хозяева поймут, что этот человека каким-то образом «засветился», то он автоматически становится для них не просто лишним, а и очень опасным «лишним», и кто здесь станет считаться с такими мелочами, как человеческая жизнь?…

– Значит, тебе нужно знать об этих людях то, что не попало в их досье? – перешёл к делу Питер Джефферсон. – Знаешь что, пошли-ка отсюда… ко мне в номер, там нам будет удобнее поговорить спокойно.

– Идём, – легко согласился Сол. Он хорошо знал Питера Джефферсона и понимал душевное состояние друга: то, что ему пришлось услышать, стало для технического директора «Дельты» ударом ниже пояса, поскольку сам Питер был человеком, честным до щепетильности, и свои отношения с окружающими он строил на основе порядочности и взаимного доверия. А такому человеку поверить в то, что один из людей, которых принято называть соратниками, не просто работает для кого-то на стороне, но и по уши увяз в таком грязном деле, как наркотики, – очень тяжело…

По лестнице друзья шли молча, но было заметно, что Сол время от времени хотел прервать молчание, но не решался. Наконец, уже возле двери номера он взял друга за руку.

– Возьми это, Пит, – он протягивал техническому директору команды «Дельта» обычную дискету.

– Что это?

– Это… Это я сделал специально для тебя. Ты обязательно должен уничтожить это – после того, как просмотришь. Никаких копий, Пит!

– Сол, что это?

– Это досье на твоих ребят и тебя самого… Как технического директора «Дельты», – счёл нужным добавить Сол Лиммэн. – Сейчас мы с тобой будем говорить так, как будто этих досье для тебя нет. Это и в самом деле так, ты ведь их не смотрел. А потом ты ознакомишься и поймёшь, почему мне нужен разговор с тобой…

– Пусть так… – протянул Питер Джефферсон и, сунув дискету в карман, стал возиться с замком.

– Что именно тебя интересует? – спросил Питер, когда они оказались наконец в его номере.

– Знаешь, во всех учебниках по криминалистике написано, что, к примеру, при квартирной краже, при любом другом преступлении следователь должен выяснить у потерпевшего (если, конечно, он остался в живых…), кого он сам подозревает в совершении преступления. И поскольку ты в этом деле вроде бы выглядишь потерпевшим, я у тебя и спрашивают, как тот следователь: «Кого ты сам подозреваешь?»

Питер глубоко задумался, и Сол не торопил его.

– Не могу… – чистосердечно признался Питер Джефферсон после продолжительного раздумья. – Сол, я не могу никого из них подозревать, хотя, теоретически, это может быть любой из трёх русских…

– Их четверо, – мягко напомнил Сол Лиммэн.

– Четверо?… Ты хочешь сказать, что… ты и твои люди думаете… вы можете подозревать Фила?! – Питер был изумлён и возмущён одновременно.

– Теоретически – как ты высказался! – его и нельзя не подозревать, причём наравне со всеми, заметь это!

– Никогда! – решительно и воинственно произнёс Питер. – Никогда! Даже если не знать этого парня, я имею в виду как человека не знать его, то ответь мне на вопрос: «Зачем это ему?». Зачем ему нужно ставить под угрозу свою карьеру и жизнь, Сол? Он зарабатывает столько, сколько не зарабатывает сейчас ни один велогонщик в мире, понимаешь? Ты до пенсии не заработаешь столько денег, сколько он зарабатывает за год! Это же баснословные деньги, Сол, и он их отрабатывает! За три года он стал миллионером, а по окончании этого сезона его доходы должны удвоиться (Питер суеверно постучал по дереву)… Ну зачем ему это, Сол?

– Пит, прости меня, но ты рассуждаешь как типичный менеджер: если его дела идут в гору, то он имеет много, следовательно, ему нет никакого смысла рисковать своим положением и связываться с сомнительными делами. Теоретически, – Сол чуть улыбнулся, – ты прав, только не забывай, что поступки людей очень часто невозможно объяснить с позиций здравого смысла. Может быть, он просто… очень жадный, этот твой хвалёный Фил?

Сол сознательно провоцировал Питера на откровенность: он знал, что Сергей Филаретов не был жадным человеком, что большие деньги, которые этот гонщик честно зарабатывал, тратились им не только на личные, но и, как сказали бы раньше у него на родине, на общественные нужды, причём именно на эти нужды русский гонщик тратил весьма значительные суммы.

Весьма значительные.

Во всяком случае, мало кто из его соотечественников, добившихся в жизни успеха, был столь же последователен в своей благотворительной деятельности.

– И у тебя есть досье, Сол? – с упрёком спросил Питер Джефферсон. – Сол, он не жадный! – в голосе Питера была непоколебимая уверенность в своей правоте. – Понимаешь, если бы он был жадным, он бы обязательно добился от команды, чтобы мы оплачивали его телефонные разговоры, он ведь очень много наговаривает по мобильному телефону. И мы бы оплачивали, куда бы мы делись! Вон, люди за гонщиками и любовниц за счёт команды возят… Но он платит за всё сам. И вообще, знаешь, он ведь очень много денег тратит на детишек, на эту свою велошколу в Солнечногорске, постоянно отправляет туда машины, снаряжение, форму, вывозит за свой счёт команды на соревнования… При этом, знаешь, он так свирепо торгуется с поставщиками за каждый доллар, что можно подумать, будто это его последние деньги. Я как-то спросил у него, почему он так себя ведёт, а он ответил, что сейчас детишки у него на родине и без того слишком многое от жизни недополучают в детстве, потому что у них в России, хотя там вроде бы и малость полегчало, всё равно жизнь сейчас такая… нелёгкая. Поэтому, он говорит, пусть хоть здесь у них будет всего вдоволь, и пусть оно будет только первосортное…

Кроме того, он многим помогает, так сказать, в индивидуальном порядке: бывшим спортсменам, инвалидам, сейчас вот на его деньги в Солнечногорске строят какой-то… (здесь Питер запнулся) дом детского творчества, так, кажется, это у них называется… Он говорит, что в его время были, как он их называет, Дворцы пионеров, где детям можно было заниматься тем, чего душа пожелает, а нынешним российским детям, кроме улицы, ничего не остаётся… Теперь ты понимаешь, Сол, почему я не верю, чтобы Фил мог быть причастен к этому всему?