Антон Чиж - Лабиринт Химеры

– Случайно. Заметил ее фотографию на афише.

– Для чего же она оказалась в Павловске накануне премьеры?

– Установить пока невозможно, – ответил Ванзаров. – Этому есть веская причина.

– Не затруднит ее изложить, Родион Георгиевич?

– Она очевидна: способ убийства.

– Что вас смущает?

Вопрос не подразумевал эмоций, как дискуссия врачей над телом больного.

– Судя по тому, что было обнаружено в храме Аполлона, это ритуальное убийство. Вернее: мистическое, которое сопровождал ритуал особого рода.

– Кровавое жертвоприношение?

Ванзаров аккуратно кивнул.

– Вы это серьезно или желаете произвести впечатление? – спросил Ратаев.

Обмануть такого человека не стоило и пытаться.

– Во всяком случае, в это заставляют нас поверить, – сказал Ванзаров.

– Это разумное замечание.

– В любом случае тут может быть замешана одна персона…

– Здесь вы можете называть любые имена.

Ванзаров назвал. Судя по затянувшемуся молчанию, заведующий Особым отделом был в курсе балетных предпочтений названного лица.

– Кто еще знает об этом? – наконец спросил он.

– Это только мое логическое заключение. С учетом того, где это лицо сейчас находится.

– Как вы будете использовать эту информацию?

– Она не попадет ни в один протокол.

Ратаев впился в Ванзарова взглядом, как клещами. Но тут сила нашла на силу. Чиновник сыска не отвел глаза.

– Родион Георгиевич, я искренне верю, что вам удастся распутать это дело до конца. Для этого у вас есть умения и талант, – сказал Ратаев. – Но вот вопрос: как вы собираетесь воспользоваться плодами своей победы?

– Мое дело найти факты и передать их вам, – ответил Ванзаров.

– Благодарю за честность, – сказал Ратаев, вставая и подавая руку. – Держите меня в курсе ежедневно. В случае необходимости – телефонируйте, мой номер вам известен. Любая помощь, какая будет нужна, будет предоставлена вам незамедлительно…

Ванзаров поклонился и вышел. Когда дверь за ним плотно затворилась, в кабинете, как будто ниоткуда, появился все тот же господин в черном.

– Держать под постоянным наблюдением, – сказал Ратаев, разглядывая столешницу. – Слишком умен и хитер, ломает из себя простачка. Себе на уме. Не упускать его ни на секунду. Все проверять. Недопустимо, чтобы важные сведения мне приходилось узнавать от него. Это безобразие, ротмистр. Задействовать всех наших людей в Павловске. Вызывайте на подмогу московский летучий отряд [4] Особый отряд полиции, набранный из самых подготовленных сотрудников, использовался в качестве прототипа полицейского спецназа, выезжал при необходимости из Москвы в разные города страны. . Вижу, их помощь понадобится.

Господин в черном привык исполнять приказания молча. Он растаял, как и появился: беззвучной тенью.

В полицейском доме города Павловска царило умиротворение, какое случается в любом казенном учреждении в провинции, когда высокое начальство убралось с глаз долой, пожурив и пригрозив, но, в сущности, сурово не наказав, а на грешки милостиво закрыв глаз. Теперь все пойдет, как прежде, неторопливо и по-семейному. Городовые, уморенные долгим днем, развалились на лавках в приемной части, оставив улицы под охраной наступившего вечера. Да и что может случиться. После такого в Павловске лет десять ничего не произойдет. Во что каждый из них искренне верил.

Сыровяткин, уставший куда больше подчиненных, что и должно быть, все-таки груз ответственности и прочее, окончательно выпустил вожжи, предоставив участку делать что вздумается, удалился в свой кабинет, расстегнул мундир и вынул из книжного шкафа графинчик с прозрачной жидкостью. Пить в горе и в радости в одиночку полицмейстер не умел. Компанию ему составил пристав Толстоногов. Закуска была скромная: соленые огурчики, холодная говядина, пирожки, оставшаяся с обеда половина пирога с кроликом, парочка паштетов и моченые яблоки. В такой час не до изысков.

Полицейские выпили без тоста по рюмке, затем по второй, а там и третья успела, после чего Сыровяткин окончательно убедился, что нервам его нанесен столь существенный удар, что водка не берет ни в какую. Эту неприятность он исправил еще двумя рюмками подряд, после чего ощутил некоторую легкость в голове и на сердце, а пристав совсем развалился на стуле.

– Вот скажи мне, Владимир Андреевич, что за напасть такая на нас? – спросил Сыровяткин с тяжким вздохом.

– Так ведь оно понятно, Константин Семенович, вольности во всем виноваты, брожение мозгов, народ страх потерял, дурят от скуки, забыли вот про это… – и пристав назидательно покачал кулаком.

– Да я не о том! – Сыровяткин скривился, как будто яблоко попалось кислое. – Как тебе гость столичный?

Толстоногов со значением покачал головой.

– Фрукт еще тот, – сказал он, разливая не так чтобы метко по рюмкам. – Справился у своего приятеля в столице, говорит: исключительного упрямства. И подхода к нему не найдешь. Хуже другое…

– Что такое? – насторожился Сыровяткин, поставив уже поднятую рюмку.

– Говорят, у него там… – Толстоногов осторожно указал пальцем в потолок, – высокие покровители имеются. Делай, что хочешь. Все грехи заранее отпущены. Так-то вот… Не сковырнешь.

Сыровяткин молча закинул рюмку в рот и отмахнулся от предложенного огурчика:

– Только этого не хватало.

– Опасный субъект, с ним ухо востро. А еще говорят, однажды такое сотворил, что…

О чем болтают полицейские сплетники, Сыровяткину узнать не довелось. В приемной части раздался грохот, будто десятки кованых сапог одновременно пришли в движение, роняя лавки и стулья, после чего возникла напряженная тишина, какая всегда бывает перед грозой или землетрясением. Сыровяткин только успел обменяться с приставом тревожным взглядом, как дверь в кабинет без стука открылась. И на пороге появился тот, о котором, как убедился Сыровяткин, только помянешь – а он тут как тут.

– Добрый вечер, господа, не помешал?

Полицмейстер резко встал, застегивая предательские пуговицы, которые не хотели попадать в прорези.

– Никак нет, господин Ванзаров, рад вас видеть…

Приставу повезло куда меньше. Толстоногов потерял равновесие и чуть не шлепнулся об пол. Хорошо гость успел поддержать его за локоть. Волна позора окатила Сыровяткина от макушки до пяток. Надо же, так не вовремя, и такой конфуз.

– Прошу простить, – пробормотал он.

– Какие пустяки, – сказал Ванзаров, все еще придерживая Толстоногова, который никак не мог обрести твердость ног. – При резком вставании кровь приливает к голове и наводит полный хаос в мозгах. Если они, конечно, имеются.

Сыровяткин подхватил Толстоногова, который порывался отдать честь, но никак не мог попасть ладонью к виску, а тыкал ею в лоб, и поспешно вывел вон. Он вернулся не то чтобы кристально трезвым, но готовым к любым ударам судьбы. Такое уж выпало ему испытание за все годы тихой и беспорочной службы.