Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда. Цветы зла

– Зачем кровь? – Насторожился Гэбриэл, перед глазами которого тут же пронеслась оргия в Садах Мечты, и Гарет дрогнул, глянул на него с сомнением и опаской.

– Чтобы удар предотвратить… Врачи считают, это от полнокровия, типа, она к голове приливает, и мозг не выдерживает, лопается… А то, что я сейчас увидел… Это твои воспоминания?..

– Наверное.

Они замолчали. Гарет пытался сообразить, что же мелькнуло перед его внутренним взором. Вроде как, люди, голые, в масках, лакают кровь из какой-то большой мраморной чаши, всё смутно, смазано, окрашено в какие-то серые цвета, и эмоция Гэбриэла: тяжесть, отвращение, ненависть, безнадёжность… Внезапно вспомнилась девушка, её большой зелёный глаз, широко открытый, полный ужаса и такой же безнадёжности. Тут же на это воспоминание наложилось другое: та же девушка, но живая, плачущая, вырывающаяся, с искажённым лицом и широко раскрытым в крике ртом. Быстро взглянул в глаза брату, и понял, что это уже ЕГО воспоминание, каким-то образом они обменялись ими. Гарет тряхнул головой, и тяжкая, мутная серость исчезла, отпустила, вернулись яркие краски, которые, оказывается, в эти мгновения словно померкли. «Единорог» быстро приближался к Блумсберри, впереди уже встал лесистый островок, разделивший здесь Фьяллар на две неравных протоки, в б о льшую из которых и устремлялся сейчас корабль. Холмы на правом берегу стали круче, превратились в известняковые скалы, золотистые, местами позеленевшие от лишайника и мха, поросшие ещё одним эндемиком Нордланда: медвянником, ползучим кустарником с жёсткими и блестящими, словно лакированными, листьями, и обильно цветущим весной и в начале лета красно-белыми цветами, а к осени покрывающимся желто-красными лакированными твёрдыми ягодами, горькими, но необычайно полезными; из них готовились лекарства буквально от всех болезней. Название он получил из-за сладкого сильного аромата и из-за того, что его обожали пчёлы, а мёд, который получался в пору его цветения, ценился далеко за пределами Острова за свои вкусовые, а главное, лечебные свойства. Сейчас корабль плыл, окутанный этим ароматом, и все плохие и даже просто грустные мысли улетучились в один миг. Впереди справа из-за древесных крон высоко на скале уже показалась башня городской ратуши, как все башни городов и сёл течения Ригины, квадратная, с острым шпилем, сложенная из известняка и золотистая под полуденным солнцем, а с колоколен города уже доносился звон: звонили к обедне. Скоро Гэбриэл увидел и крыши города, покрытые где дорогой красной, а где и дешёвой серой черепицей, города, дома которого строились, подчиняясь изломам скалы, на которой он был построен, и от того необычайно живописного. В устье Ригины, впадавшей здесь во Фьяллар, реки тоже довольно широкой, образовалось достаточно места для большого порта, куда и входил теперь «Единорог», швартуясь к каменному причалу. Этот порт был меньше, чем в Элиоте, и как-то ярче, и в то же время спокойнее – или Гэбриэлу, попривыкшему, что ни говори, к людям и толпе, так казалось?.. С корабля сначала свели коней, потом сошли и их хозяева. Матиас ждал их на берегу, и Гарет приподнял бровь:

– Однако?

– Да я назад по воде, ваша светлость. – Объяснил Матиас. – Хотел встретить вас здесь, сказать, что всё сделал, Тиберию сказал всё, что нужно, тот обещал, что ни один таракан с новостями к его высочеству не подкрадётся. Он уж и башмак приготовил, давить их, гадов.

– Быстро ты обернулся. – С одобрением заметил Гарет. Бросил Матиасу выуженные из кармана пять талеров:

– Вот, на девок. – Засмеялся, когда Матиас, ловко поймав деньги, возразил:

– Девки мне и так теперь дают! Даже в очередь становятся.

– А ты для них соревнования устраивай. – Предложил Гарет. – Пусть соревнуются, которая быстрее вокруг Гранствилла обежит и ни разу не споткнётся, та и в дамках!

– Так что только по бегу-то? – Весело подхватил Матиас. – Пусть уже себя покажут во всей красе! Песни там поют, на дудке играют…

– Пляшут! – Веселился Гарет. – И пироги пекут, это обязательно, если девка готовить не умеет, а только бегает шустро, на хрена такая девка?! – Громко хохоча, они сели верхом и поехали по причалу в другую часть порта, где их поджидало судно поменьше, речное, способное ходить по широкой, но более мелкой, чем Фьяллар, реке. На борту Гарет рассказал Гэбриэлу, как Матиас стал его армигером, и заодно – про девушку, которая была кем-то превращена в чудовище.

Гэбриэл подтвердил: да, была такая девушка, он её видел в Редстоуне. И снова повисла пауза: они вновь подошли вплотную к тому, о чём говорить пока не решались. На речном судне места было ещё меньше, чем на «Единороге», рядом были Марчелло и Матиас, мимо то и дело проходили или пробегали матросы. Гэбриэл любовался Ригиной: река была красивой, какой-то женственной, если только это слово подходит к реке. Мягкие очертания берегов, пышные заросли ивняка по берегам, сейчас почти затонувшие, огромные вётлы, сейчас стоявшие по колено в воде и мочившие в ней свои нижние ветви. Течение Ригины, когда-то доставшееся в наследство от Дрейдре её потомкам, было обжитым: не проходило мили, чтобы не встретился домик, ферма, пасека, целая деревня, замок или целый городок, а между ними были покосы, поля, выпасы, на которых паслись местные коровы: не рыже-белые, как на юге, а чёрные или палевые, с белым ремнём по хребту, крупные, с тёмными глазами ланей. Гэбриэл привычно задерживал взгляд на лошадях, но теперь к его восхищению примешивалась и гордость собственника: его Красавица лучше всех! Ну, лучше тех коней, что паслись на берегу, уже точно. И наконец

настал момент, когда Гарет приобнял его и показал вперёд и чуть влево, где на скале возвышался замок, ещё словно бы чуть смазанный, тонущий в сиянии уходящего дня, но от того только ещё боле красивый и даже волшебный.

– Это Золотая Горка и Хефлинуэлл. – Сказал Гарет, гордясь впечатлением. – Наш дом.

– Весь?.. – Выдохнул Гэбриэл. На миг вспомнился силуэт другого замка, бывшего его тюрьмой целых десять лет, и тут же стёрся из памяти. Хефлинуэлл не зря считался самым красивым замком не то, что Нордланда – Европы. Даже Урт в Блэкбурге, замок величественный, мощный и торжественный, уступал творению эльфов и людей, цитадели Хлорингов, возведённой вокруг древней эльфийской Золотой Башни, единственной круглой башни в этом краю.

– Этот замок никогда не захватывали враги. – Говорил с гордостью Гарет. – А осаждали четырежды. Раз это были анвалонцы, которые пытались уничтожить маленького Аскольда, единственного на тот момент потомка Бъёрга Чёрного, законного короля Нордланда; дважды это были южные дикари, ненавидевшие норвежцев, и в последний раз это было во времена Ричарда Чёрного, или Ричарда Бешеного, нашего предка, деда Генриха Великого. Тогда на него пошли войной все соседи и собственные вассалы, так он их достал своими преступлениями и своей жестокостью. Но Ричард отбился и отомстил. Во времена Карла Третьего, или Карла Отважного, в Хефлинуэлл проникло предательство. Гости молодого короля, нашего предка, тайком, с помощью предателя-кастеляна, пронесли в замок, на пир, оружие, и во время пира устроили резню. Весь Рыцарский Зал был залит кровью и устлан телами… Но Карл отбился. Мы, Хлоринги, особый род, особая кровь. Наш предок, Бъёрг Чёрный, был сыном языческого бога войны, Тора, и смертной женщины, Рёксвы. Его сын, Карл Великий, женился на эльфийке, Перворожденной, и это единственный случай в тысячелетней эльфийской истории, когда Перворожденные смешали свою кровь с людьми. Эльфы были против, целая буря поднялась из-за этой женитьбы, даже Фанна, обычно миролюбивые и нейтральные, были возмущены – тем более что Хлоринги, как тогда считалось, были прокляты местным божеством, духом этого Острова, или Стражем, как его называют. Но Дрейдре любила Карла и стояла на своём. Этой бучей воспользовались драконы и попытались уничтожить эльфов и захватить Остров… Им это почти удалось, но Карл, муж Дрейдре, убил короля драконов, и тем прекратил войну, а заодно и примирил эльфов со своим браком. Мы с тобой сейчас почти в центре Элодисского леса, в земле, которую в качестве своего приданого принесла Хлорингам Дрейдре. В остальной лес людям ходу нет, эльфы Элодис на этот счёт компромиссов не признают.