Оксана Заугольная - Горькие яблоки

Благодаря возможности прибывать в снятое для свиданий жилье в любое время, она хорошо разведала всё, для чего магия была не нужна, или же хватало слабенькой магии её браслета. Вода в отдельной пристроенной комнате текла с потолка в огромную каменную чашу, стоило только её коснуться браслетом и пожелать. Воду можно было нагреть и остудить, набрать до краев или спустить – Радка догадалась, что если чашу не наполнять, а просто сливать воду, то тут можно справить нужду. Такие изобретательные эти магики!

Были тут и другие самонабираемые чаши разных размеров и форм. Некоторые крепились к стене, а некоторые стояли на полу. Ну и пусть их. Радка решила не привыкать пока к лишней роскоши. Зачем столько, когда на всё хватит и этой? Напитки и снедь всегда были на столе, когда она появлялась. И постель всегда была чистой, аккуратной – ни единого пятнышка! Вот к этому можно и привыкнуть.

Муж предпочитал пропадать в садах, раздавать советы работникам и чувствовать себя значимым. А если был дома, то на то и в нем и и два этажа и почти дюжина комнат, чтобы не наткнуться на жену случайно, да и специально не всякий раз отыскать. Раньше ночи Хенрык Радку искал редко, да и ночью тоже не слишком усердствовал, что её только радовало.

Беда пришла негаданно.

Радка ни о чем не подозревала, в новом платье лакомясь какими-то невероятно липкими темными фруктами. Испачкаться она не боялась. Невидимые то ли только ей, то ли вообще прислужники чистили всю оставленную одежду и вешали в шкаф, а взять платье домой она всё равно не осмелилась бы. Там и так хранилось одно – подарок Янки.

Ну, а если она всё-таки испортит платье – Манфред купит новое. Ему ужасно нравилась её баловать, хотя иногда Радке казалось, что он порядком удивлен её требованиями. Но слишком высоки они или наоборот, этого она понять не могла.

– Цветка, ты просто великолепна, – появившийся из портала Манфред выглядел таким радостно-возбужденным, а в руке держал коробочку – и сердце Радки ёкнуло. – Это тебе.

В голове рады пронесся целый ворох мыслей. Она наконец добилась своего, Манфред оставил Еву, и ведь ни словечка не говорил, хотел удивить, вот ведь шельмец! И теперь собирается предложить ей законный брак. Ведь именно так, подарив кольцо в коробочке, магики делали предложение руки и сердца. И это будет первое подобное предложение для Радки, тут она ни капли не соврет. Нельзя же считать предложением то, как родители поговорили с Хенрыком, потом еще привели его посмотреть на невесту вблизи и уговаривали так, словно пытались загнать лежалый товар. Дескать, и работница она ничего себе, и дурь с колодцами крепкий мужчина из неё легко выбьет… Вспоминать противно. Никакой любовью или хотя бы желанием там и не пахло.

Что же до Манфреда, то Радка не обманывалась. Тут любви было едва ли больше, но зато он желал её. Лишь бы желания хватило для того, чтобы он не оставил её, узнав об обмане. Ведь она никакая не магесса и не цветочная. Самая обычная яблочница из села.

Ей стало тяжелее удерживать приличествующую случаю улыбку на лице, так лихорадочно скакали её мысли. А что если заберет обратно кольцо? А она еще и замужем. Сельский брак легко разорвать, но нужен ли Манфреду такой скандал? А если не говорить? Пусть женится сначала, а потом потихоньку…

Руки чуть дрожали, но в отличие от забитой мыслями головы, действовали механически, так что коробочка была открыта раньше, чем Радка решила не открывать ее.

Пока Радка разглядывала серьги с красивыми драгоценными камнями, – всего лишь серьги?! – Манфред продолжил:

– Ты была права, это проклятие. Его сняли, и ты знаешь, что? Моя Ева беременна! Так что пока я буду рядом с ней – беременные невероятно чувствительны, но ты меня не забывай, присылай письмецо через годик, когда мой наследник уже родится. Я так счастлив, Цветка!

И он открыл портал, на прощание лишь чмокнув ее в губы.

– А я? – растерянно спросила у пустоты Радка, чувствуя, как по щекам струятся слезы. – Как же я?

Ответ пришел скоро. Обследование у сельского лекаря показало, что она тоже в тягости и родит почти одновременно с законной супругой Манфреда.

Радка не бывала у родителей с самой свадьбы. Только забрала нехитрый скарб, который мог сойти за приданое разве что для слепого, да ушла в дом мужа. Родители тоже не стремились часто навещать её, это было не в правилах села. Когда все родственники вместе так или иначе работают в садах, там и обмениваются новостями да справляются о здоровье. А в домах собираются только зимой, да и то на свадьбу или похороны. Сейчас же Радослава была рада тому, что родители умирать пока не собирались. Ей нужна была поддержка, пусть совсем крошечная – другой ждать не приходилось. Теперь, когда Янки не было, ей некому было поплакаться во всем белом свете.

– Рада? – отец от неожиданности застыл на пороге, отчего дочери пришлось мяться рядом с домом, словно она пришла нежданной к чужим людям. Впрочем, он быстро пришел в себя и отодвинулся, позволяя ей проскользнуть внутрь. – Не ждал тебя увидеть.

– Конечно, – вся злость и страх всколыхнулись в Радке от этих слов. – Сбагрили с рук и забыли, да?

– Это не так, – тихо произнес отец и достал с печи еще почти горячий пирог. Мать всегда закутывала пироги полотенцами, отчего те теряли хрустящую корочку, зато оставались теплыми и мягкими как перьевая подушка. От воспоминаний Радка вздрогнула и сжала кулаки так, что стало больно ладоням от вонзившихся ногтей. Она училась всему у матери, но получалось все равно иначе. Словно та знала какой-то секрет, который прятала от дочери. – Прости. Я был против Хенрыка сначала, но он обеспечит твою жизнь. И он обещал тебя не бить. Ни за что.

«А стоило бы, может, тогда бы не понесла от другого», – с горечью подумала Радка. Отец, вот, её тоже не бил, может, потому она и выросла такой? Хотя нет, мать часто добиралась до её спины с хворостиной, так что это вряд ли как-то связано. Особенно ей доставалось за колодцы, но после горьких яблок хворостина была чепухой.

– А где мама? – чтобы хоть что-то спросить, произнесла Радослава. Желание поделиться с матерью своими проблемами уже казалось ей глупостью. Да что тут и говорить, на что они с отцом были разные люди, но с ним ей было проще и понятнее. Только обсуждать женские горести с отцом было неправильно. Сейчас достаточно посидеть недолго, чтобы не обидеть родителя, поговорить о новом урожае или нашествии яблочной мошки, и бежать.

Раньше она бы даже не задумывалась о том, что может обидеть отца или мать, но это было тогда. Она отвечала лишь за себя и могла позволить себя даже разрушить свою жизнь до основания. Это её право. Теперь же, нося под сердцем ребенка Манфреда, она понимала, как сильно нуждается в том, чтобы от неё не отвернулись эти люди. От неё и её ребенка. Каким он будет, догадается ли Хенрык об её измене, нужна ли ей будет помощь родителей. Хотя бы посидеть с ребенком. А если у него будут колики? Или лихорадка? Ох, маленькое зернышко внутри неё еще даже не было похожа на человечка, а сама Радка уже чувствовала себя квохчущей курицей. От этого любовь к пока не родившемуся ребенку переплеталась с ненавистью к нему же. И к себе. И к Манфреду, конечно.