Джон Холлинс - Золото дураков

Они думали о пустыне как о девочке, первую ночь стоящей на балконе борделя. Балур вырос в пустыне. Он знал ее – жесточайшую из убийц. У нее много лиц и глубоких сокровищ, но она не отдает ничего. Она крадет жизнь или быстро и дико – или медленно и с улыбкой.

Наниматели Летти, хоть и называли себя «учеными», были кучей глупцов.

Тогда Балуру было все равно, кто они. Он был очень занят. Он умирал. Пустыня не торопясь убивала его.

Он уже три дня оставался без воды. Пятнадцать – без мяса. Чешуи висели мешком. Язык – будто кусок дерева во рту. Глаза пылали огнем. Кожа между чешуй потрескалась, но кровь так загустела, что текла с трудом. Разум покидал Балура.

Он спрятался в руинах, засел между обломанной колонной и огрызком стены. Наверное, там был храм, затерянный, почти погибший среди дюн. Как и Балур. А он сдался. Им больше не двигала даже жажда выжить. Он свернулся клубком и ожидал смерти.

А потом услышал их. Услышал ее. Она советовала им устроить лагерь, потому что близилась буря, и едва сдерживала смех, потому что они совсем ничего не умели.

– Я их буквально спасла, когда они взялись забивать колышки для палатки, а то поразбивали бы себе головы, – рассказывала потом Летти. – Я так ржала, что, если бы не крайнее обезвоживание, наверное, описалась бы.

Балур слышал их разговор. Но смысл не входил в голову. Ученые. Идиоты. Чем бы они ни были, Балур видел в них одно.

Пищу.

Он погрузился в песок, так что наверху остались только хребет, ноздри и глаза, и заскользил вперед. Медленно. Очень. Легко двигаться медленно, когда ты почти мертв. Он убил одного, пока другие еще ничего не заподозрили. Дотянулся, вскрыл ему живот, а они еще не поняли. Балур зарылся мордой в кишки, пил кровь, ощущал, как гладкие потроха скользят в глотку. Пустой желудок скрутило от пищи.

Умники отступили в ужасе, ошеломленные. А он улыбнулся. В пустыне некогда удивляться.

А потом, за мгновение перед тем, как челюсти сомкнулись на глотке второго, прилетела Летти.

Балур сначала подумал: «Она такая маленькая». Он повернулся, чтобы раздавить ее, и додумал: «Маленькая, но острая». Ее клинки полосовали чешуи и ослабевшую, трескающуюся кожу между ними. Он попытался прихлопнуть ее. Она отпрыгнула. Маленькая, острая и быстрая. Затем пришла мысль, подытожившая все: «Надоедливая».

Тогда он взялся драться всерьез, выкладывая все, что осталось от ярости и силы. Он замахал когтями. Она отпрыгнула; кроша старые камни, залезла на стену, на колонну. Колонну Балур разбил. Летти откатилась, он ударил ногой – не попал. Он схватил умника, впился, поедая, стараясь восстановить силу. Летти швырнула нож в глаза. Балур закрылся умником. Она подскочила, стараясь полоснуть по сухожилиям. Он пнул ее, отпихнул. Она отлетела, но покатилась и вскочила.

Так оно шло и шло. Появлялись все новые порезы и царапины – но без смертельных ран. Потом забылись и умники, даже те, что лежали, проливая бесценную влагу в песок. Остался только танец боя. Проверка умения. Друг против друга, выпад против обмана. Кто нанес смертельный удар? У кого первого иссякнут силы?

Сила Балура изменила ему. Он упал, ожидая клинка.

А когда с трудом поднял голову, то увидел, почему не пришла смерть: она стояла на коленях, тяжело дышала и не могла подняться.

Они лежали рядом, рука об руку, а вокруг выл песок.

Через неделю они вместе выползли из пустыни. И с тех пор не расставались.

Племя.

А теперь…

– Ты чего суть думаешь? – проворчал он.

Балур никогда не затруднялся дипломатией. К разговору он относился будто к бою. Бей изо всех сил до тех пор, пока что-нибудь не лопнет и не потечет.

– Это хороший план, – сказала Летти, не глядя на ящера.

– Так ты есть снующая сюда, чтобы уныло глядеть на среднее расстояние, потому что думаешь о том, какой суть хороший план? – изрек Балур, поразмыслив. – Я полагаю в сути, что обоняю запах коровьего навоза.

– А если я полагаю, что не хочу об этом говорить?

Ее слова прозвучали обиженно. Должно быть, она понимала: этот бой ей не выиграть.

– Племя суть делится с племенем.

– Твое племя умерло.

Летти знала: Балур злился, когда она изображала упорное непонимание.

– Мое старое племя суть изгнало меня. Потому я в сути озабоченный не повторять опыт с новым племенем.

Наконец она обернулась. Глаза были – будто вот-вот заплачет. Или ударит.

– Балур, у нас было золото. Наша новая жизнь. Способ начать все заново в Кондорре, вдали от богов, королей, войн, предательства и всякого дерьма. Устроить все по-другому. Теперь все пропало. И мы снова занимаемся тем же самым.

– Ну да, – подтвердил Балур. – Теперь мы есть делающие больше золота. В сути немного подождать, и совсем новая жизнь. Может, она там, где есть немного меньше драконов.

– Я понимаю. Знаешь, тревожит меня вовсе не это.

– И что же тебя в сути тревожит? – старательно выговорил Балур.

Он очень уважал человеческий синтаксис и прилагал все усилия к его цивилизованному соблюдению – чтобы казаться неотесанным дикарем только с виду.

– Теперь, когда у нас есть план – и хороший план, заметь, – я даже довольна, что мы потеряли золото.

Балур не отличался умственным проворством и гибкостью. Но он знал, как убивать беззвучно и незаметно, прокравшись во вражеский лагерь. И потому он запрятал усмешку глубоко в сердце.

– Я думаю, суть дела обстоит больше не в плане, а в партнере. Я думаю, ты суть действуешь, чтобы погасить пламя в своих брюках.

Летти замялась. Потом ухмыльнулась.

– С пламенем в штанах у нас ты – после той шлюхи в Винланде.

Усмешка Балура слегка потускнела.

– Да, я суть не смог рассчитать, – согласился он, кивая.

Летти ухмыльнулась, сверкнув белизной зубов на закатном солнце. Балур ухмыльнулся в ответ. Сзади донесся пронзительный голос Чуды:

– Зелье сварилось!

– Пойдем, – предложил Балур. – В сути спускается ночь. Зелье сварили. А ты имеешь трахнуть в мозг целую деревню.

Главная проблема приключений, в особенности рискованных, – в неимоверной скуке. Львиная доля любой авантюры – терпение, стоптанные подошвы и просиженные штаны. Летти убедилась в этом сама. Никакому древнему таинственному культу не приходило в голову построить, удобства ради, зловещий храм всего в одном дне езды от города. Никакой давно умерший король не заботился о том, чтобы его похоронили поблизости от его королевства. А учитывая частоту, с какой ужасные чудовища тиранили деревни, эти чудовища обитали чертовски далеко от людей.

Увы, за те минуты, что поют о твоем геройстве, не успеешь выпить и кружку пива. И даже для сочинения целой баллады требуется куда меньше времени, чем для самого завалящего приключения – например, для оглоушивания пары солдат и кражи коровы.