Дэвид Хэйр - Дыхание жизни

Фрэнсис. И еще помню, он сказал: «Ты знаешь, где сейчас Мадлен? Вот в эту самую минуту? Могу тебе сказать. Она не сидит дома. Она почти каждый вечер куда-то идет — и так много лет подряд…» (Фрэнсис снова повышает голос) . «И все для того, чтобы покончить с этой системой!..»

Мадлен. Да…

Фрэнсис. «Покончить с системой, что бы под этим не подразумевалось, что бы это ни значило. Она говорит: вот во имя чего я работаю. Даже в ее возрасте она день за днем делает что-то для того, чтобы покончить с так называемой системой »!

Мадлен. И что?

Фрэнсис. «Мадлен все еще не сдается! Да, она борется, даже когда целый мир говорит ей, что бороться уже не за что. Весь мир ей твердит: нет уже ни малейшего шанса, что в этом поганом мире что-нибудь изменится — ни черта не изменится, мы же все это знаем!» (Фрэнсис заражается гневом Мартина, и теперь она говорит словно от своего собственного имени) . «Как это называется? Каким словом можно назвать, когда человек в одиночку за что-то борется и не сдается? Когда человек за тридцать лет ничуть не изменился? Или за сорок? А? Ты знаешь, как это называется?»

Молчание. Фрэнсис как будто ждет ответа на свои слова.

Мадлен. А что он еще говорил?

Фрэнсис. «Мадлен ничего не ждет. Она не надеется войти в историю. Эта женщина ничего ни от кого не ждет и ни на что не надеется. Ей достаточно ее веры: веры в то, что в один прекрасный день она окажется права».

Тишина. Мадлен ждет, что Фрэнсис скажет дальше.

«Так как это можно назвать? Есть этому название?»

Мадлен опускает глаза.

Мадлен. Понятно.

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Конечно, вы….

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Да, кто бы мог подумать…

Фрэнсис кивает; в ней все еще живет тот ее прошлый гнев, как будто все происходит в настоящий момент.

Фрэнсис. Это была уже совсем другая ссора, поверьте.

Мадлен. Конечно.

Фрэнсис. Совсем другого рода…

Мадлен. Не сомневаюсь.

Фрэнсис. Это уже не то, что бумаги на газоне. Нет, о такой ссоре он уже не побежит рассказывать своей любовнице.

Мадлен. Нет, конечно.

Фрэнсис. Этой ссорой он уже не гордился. Это было все равно, что ругаться на вершине Эвереста! А я начала задыхаться, хватала ртом воздух. (Фрэнсис с угрозой повышает голос) . «Прости, если я ошибаюсь, но мне почему-то показалось, что здесь кого-то с кем-то сравнивают». Тогда он начал кричать: «Очень верно подмечено, черт побери!» (Фрэнсис неожиданно снижает тон) . А потом сказал: «Мне нужна ее сила. Мне необходима эта ее сила».

Наступает молчание. Мадлен автоматически начинает собирать мусор и пустые коробки из-под еды и относит все на кухню. Фрэнсис достает следующую сигарету.

Мадлен. Он действительно так сказал?

Фрэнсис. Я помню, что стояла у изножья кровати.

Мадлен. А он?

Фрэнсис. Он в постели.

Мадлен. Понятно.

Фрэнсис. Он по-прежнему был в постели. Потом зажег сигарету. Тоже очень типично для Мартина. Закурил совершенно механически, не думая. (Фрэнсис берет сигарету в рот) . А я стояла там, и меня всю трясло. «Ты слово хочешь подобрать, да? Не знаешь, как лучше это назвать? Мне кажется, я знаю, какое слово ты ищешь». «Правда?» «Да, сказала я. — Это слово — героизм! Разве нет?»

Мадлен застыла на месте.

Он посмотрел на меня и сказал: «Героизм? Очень может быть».

Фрэнсис закуривает. Мадлен подавлена и чувствует себя неловко.

Мадлен. Фрэнсис…

Фрэнсис. Ладно, прекрасно, говорю, будем исходить из этого. Давай продолжим. Если следовать логике, то не трудно догадаться, кто у нас не герой , правда?

Мадлен. Да.

Фрэнсис. По-моему, тут долго думать не придется…

Мадлен. Нет.

Фрэнсис. Все просто, верно? Растить детей. Ухаживать за твоей семьей. Быть твоей женой. Это совсем не героически выглядит, правда? Это все равно, что мусор выносить. Какое уж тут геройство…

Мадлен. Да…

Фрэнсис. …да-да, как выносить мусор.

Мадлен подходит совсем близко и внимательно на нее смотрит.

Я сказала: Прошу прощения, но не пора ли вспомнить такое слово, как « равновесие ?»

Фрэнсис глубоко затягивается сигаретой и с трудом сдерживает слезы.

Тебе не кажется, Мартин, что большинство людей живет в вечных проблемах, в дерьме? Что так живет большинство наших знакомых?

Мадлен. Вот-вот.

Фрэнсис. Да, именно так они себя чувствуют. Встают каждое утро, с трудом осознавая зачем, да и потом вряд ли понимают, что и ради чего они целый день пытаются делать. Единственное, что они знают — они любят своих детей и не предают друзей… Ну не знаю… может, наоборот: не предают детей, любят друзей.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. Так они и живут. Без убеждений. Ни в чем не уверенные.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. Не строят планов. Не имеют собственной точки зрения. А себя выражают… — ну, допустим, просто пытаясь кому-то делать добро. По крайней мере, большинство людей. Вы не согласны?

Мадлен. Конечно.

Фрэнсис. Они выражают себя через обычные, незначительные добрые поступки.

Мадлен ждет продолжения.

Мадлен. И что же?

Фрэнсис не продолжает.

И что дальше?

Фрэнсис. А дальше — хорошо, я допускаю, что, возможно, большинство этих добрых поступков направлено на их близких. И что с того? Разве это значит, что они неправы? (Фрэнсис опять замолкает, ожидая ответа) . Ведь эти поступки тоже что-то значат? Они ведь тоже чего-то стоят?

Мадлен. Конечно!

Фрэнсис. Разве не так? Что теперь делать, если мы так живем? Если большинство из нас умеет только это ?

Мадлен. Конечно!

Фрэнсис. Мы просто хотим помочь. Хотим быть кому-то полезными. Это ведь тоже считается! Тоже чего-то стоит, да?

Мадлен. Конечно. Ну зачем вы спрашиваете! Конечно же! (Мадлен начинает раздражаться из-за повторяющихся вопросов Фрэнсис) .

Фрэнсис. «Очень хорошо. Тогда объясни мне кое-что. Эта женщина, которую, ты говоришь, что любишь, — выходит, она другая. Мадлен совсем другая. А почему? Потому что она следует своим убеждениям. Потому что у нее есть собственное мнение. Откуда у нее это мнение? Когда оно у нее появилось? В шестидесятые, так ведь? Это было в шестидесятых, когда она загорелась этими идеями, стремясь изменить мир? И что же, с тех пор все эти годы она упрямо идет напролом со своими идеями? Несмотря на то, что все вокруг давно изменилось!»