Артур Миллер - Пьесы: Все мои сыновья. Смерть коммивояжера. Суровое испытание. Вид с моста

Эдди (нетерпеливо переступая с ноги на ногу, в сильном возбуждении). Эй, милый, погоди минутку…

Кэтрин (как зачарованная). Дай ему допеть… Чудно! (К Биатрис). Замечательно! Это просто замечательно, Родольфо!

Эдди.Слушай, парень, ты хочешь, чтобы тебя застукали, да?

Марко.Нет, нет!

Эдди (показывая на соседние окна). У нас тут еще никогда не было певунов. И вдруг в доме ни с того ни с сего появился певун… Понимаете, о чем я говорю? Марко. Да. Конечно. Замолчи, Родольфо.

Эдди (покраснев от возбуждения). У них повсюду свои люди, понимаете, Марко?

Марко.Да. Он будет молчать. (К Родольфо). Молчи.

Эдди (с железной выдержкой, даже улыбаясь). Ты снова надела те туфли, Гарбо?

Кэтрин.Я думала, что сегодня вечером…

Эдди.Сделай одолжение, слышишь? (Тычет пальцем в сторону спальни). Ступай туда.

Кэтрин, смутившись, но уже злясь, идет в спальню. Биатрис, с беспокойством посмотрев на Кэтрин, встает и, проходя мимо Эдди, бросает на него холодный взгляд, сдерживаясь только из-за присутствия посторонних. Подходит к столу и разливаем в чашки кофе.

(К Марко, однако предназначая свои слова и для Биатрис). Все они тут мечтают пойти в актерки! (Идет к окну и опускает штору).

Родольфо (радостно). И в Италии тоже! Все девушки!

Эдди (испытующе оглядывая Родольфо, с плохо скрываемым подозрением). Вот как?

Родольфо.Ну да! (Смеется, кивком показывая на Кэтрин, вернее, на ее спальню). Особенно когда они такие красивые.

Кэтрин выходит из спальни в туфлях на низком каблуке, подходит к столу. Родольфо подносит ко рту чашку.

Кэтрин.Вы любите с сахаром?

Родольфо.С сахаром? Да! Я очень люблю сахар.

Эдди стоит в глубине сцены и следит за том, как Кэтрин кладет сахар в чашку Родольфо. Эдди отворачивается и опускает еще одну штору. На его лице тревога.

Свет в квартире гаснет и зажигается над Алфьери.

Алфьери.

Эдди медленно, едва переставляя ноги, спускается по лестнице.

Появляется Биатрис с кошелкой.

Эдди (поджидает ее у крыльца). Уже пятый час.

Биатрис.В этом кино всегда большая программа.

Эдди.

Биатрис.Что ж ты мне прикажешь делать?

Эдди.

Биатрис.Ей уже скоро восемнадцать. Что тут плохого?

Эдди.Я за нее отвечаю.

Биатрис.Хотела б я, чтобы ты хоть раз в жизни то же самое сказал обо мне.

Эдди.Чего ты взъелась?

Биатрис.Будто ты не понимаешь?

Эдди отворачивается, стиснув зубы, делает вид, что оглядывает улицу.

А что тебя гложет? Скоро без зубов останешься — так ты ими во сне скрежещешь! Всю ночь напролет скрипишь, словно жерновами.

Эдди не отвечает, смотрит исподлобья.

Что с тобой, Эдди?

Эдди.Тебе на все наплевать! Твое дело — сторона!

Биатрис.А ты чего хочешь — весь век держать ее в люльке? Чего ты хочешь, Эдди?

Эдди.Так, значит, вот для кого я ее растил? Для этого типа?

Биатрис.А что? Он славный парень. Работящий и лицом хорош…

Эдди.Хорош, нечего сказать!

Биатрис.Да разве он некрасивый парень, господи боже мой?!

Эдди.Мне от одного его вида душу выворачивает. И повадки его мне не нравятся.

Биатрис (улыбаясь). Ты просто ревнуешь, вот и все!

Эдди.К нему? Ну, милая, не очень-то ты обо мне высокого мнения!

Биатрис (подходя к нему). Ну чего тебе беспокоиться? Она ведь не маленькая, может за себя постоять.

Эдди.Ничего она еще не понимает. Вот он ее и обкрутил. Разве ты не видишь, как она на него глядит? Кругом нее хоть все огнем гори — ничего не замечает.

Биатрис.Что ж тут удивительного? Раз дружок завелся — ясно, что девочка сама не своя. Как же иначе?

Эдди.Он поет на пароходах, ты это знаешь?

Биатрис (озадаченно). То есть как это — поет на пароходах?

Эдди.Очень просто. Стоит себе на палубе и ни с того ни с сего поет. Его сначала прозвали Бумажной куколкой, а теперь зовут Канарейкой. Какой-то чудной, ей-богу. Стоит ему появиться на пристани — и сразу начинается бесплатное представление.

Биатрис.Ну и что ж тут такого? Еще молоденький, не знает, как себя вести.

Эдди.А волосы желтые, как воск. Не то шансонетка, не то еще похуже!

Биатрис.Так ведь он же блондин…

Эдди (не глядя на нее). Надеюсь, у него настоящие волосы, на одно это только и надеюсь!

Биатрис (встревоженно). Ты, видно, совсем спятил!

Эдди (мельком взглянув на нее). А что? Знаешь, как его зовут? Сам слышал в пятницу. Стою в очереди за жетоном и слышу, кто-то кричит: «Беляночка!» Оборачиваюсь и вижу — это его зовут! Понимаешь: Беляночка!

Биатрис.Можно подумать, что ты никогда в жизни блондинов не видал! А Белобрысый Бальзо?

Эдди.Так Бальзо ведь не пел! Он ведь ничего такого не выкомаривал…

Биатрис.Почем знать, может, у них в Италии так принято.

Эдди.Тогда почему его брат не поет? И ведет себя как человек, и никто над ним не смеется. (Поглядывая на нее, переминается с ноги на ногу). Мне он не нравится, слышишь, Би. Говорю тебе прямо: я этого терпеть не намерен. Я ее растил не для этого типа!

Биатрис.Ладно, ступай скажи ей об этом.

Эдди.Что я могу ей сказать? Она меня все равно не послушает, она меня теперь просто не замечает. Прихожу домой, а она точно во сне. И как похудела, на тень стала похожа…

Биатрис.Погоди ты…

Эдди.У меня вся душа изныла. Видеть его не могу! А что с ее стенографией? Она ведь теперь совсем не упражняется.

Биатрис.Ну хорошо, хорошо! Отвяжись ты от них, понятно? Ты себя не накручивай, слышишь? Это ее дело.

Эдди.Би, пойми, он испортит девчонку!

Биатрис.Ну и на здоровье. Не твоя забота. Пришла пора другому звать ее своей мадонной. Пойдем домой, у тебя свои дети, о них побеспокойся. (Оглядывается кругом). Сколько бы ты ни стоял на улице, она от этого скорей не придет. Да и перед людьми совестно.