Акоп Паронян - Высокочтимые попрошайки

— Послушайте, значит, какие нынче произошли со мной истории. Вот уж несколько недель кряду мы всё о выборах в квартальный совет хлопочем. Вы сейчас, возможно, скажете про себя: на кой тебе, божий человек, этот ваш совет сдался? Не твоя забота… Ошибаетесь, Абисогом-ага! Если дела нации не касаются ни меня, ни тебя, ни его, тогда кого же они касаются?! «Не твоя забота» — это плохие слова. Те, кто следует им, в стороне держатся, и, стало, нации своей не служат. По-моему, каждому из нас надлежит по мере сил своих способствовать нации в её делах… Ещё одну выпьете, Абисогом-ага? Для аппетиту.

— Не имею привычки пить больше рюмки.

— У нас рюмки маленькие, притом и воздух в Константинополе благоприятствует.

— Ладно.

Сотрапезники пропустили ещё по одной рюмке за здравие друг друга, и Манук-ага затараторил.

— Сегодня утром, — начал он так, — заглянул я на наш бульвар, и встретился мне там один из моих старых приятелей — Мелкон-ага. Этот Мелкон-ага сперва был женат на дочери Бартохимеоса-аги, того самого Бартохимеоса-аги, на которого некогда пальцем показывали — как на человека доброго, гостеприимного, человека набожного и большого патриота… И держал он несколько лапок на базаре, которые давали ему солидный доход. Через несколько лёг жена Мелкона-аги, дочь Бартохимеоса-аги, умерла, и он женился на дочери шорника Никогоса. У этой дочери четыре брата. Один из них у Дмбакума-аги писарем служит. А достоуважаемый Амбакум-ага имел одного сына, который только и знал, что проматывал и проигрывал отцовские деньги и в конце концов укатил в Россию. А он — этот молодой человек, уехавший в Россию— не кто иной, как внучатый племянник сестры епископа Маркара. Другой её брат — ювелир, высокого росту, красивый такой из себя мужчина. Третий брат — тот долго всё бездельничал, впал в бедность, голодной смертью чуть было не умер, но потом ему повезло: был избран в члены квартального совета и года за два стал на ноги… Что же до Мелкона-аги, то он, коротко говоря, некоторое время прожил тихо, спокойно, но впоследствии — счастье не вечно — обрушились и на него одна за другой беды, и он разорился вконец. Как-нибудь вечерком приведу его сюда, и вы увидите, какой это добрейшей души человек. У него есть брат, отличный часовщик, когда-то в Беюк-тере проживал, потом несколько лет в Скутари, затем в Кум Капун перебрался, но недолго побыл и там, а где он сейчас — не знаю. Однако, повторяю, мастер он хоть куда. Торос-ага, к примеру, лишь одному ему свои часы доверяет… Вы не знаете Тороса-агу? О, это оригинал! Расскажу-ка я вам одну историю, и вы убедитесь, что едва где на свете сыщется личность, как он.

— Суп подавать? — спросила хозяйка, просунувшись в полуоткрытую дверь.

— Немного потерпи, жена, дай мне досказать… Неправда ли, Абисогом-ага, ведь и поговорить приятно? Но если у вас нет времени, или я забил вам голову своими историями, то…

— А? Но…

Абисогом-ага остановился на полуслове, ибо Манук-ага тут выказал нетерпение и начал рассказывать про Тороса-агу.

— Этот Торос-ага простой скорняк, живёт себе со своей семьёй — ни хорошо ни плохо. Все покупки по хозяйству, как и по части одежды, то есть гардеробов, и даже провизии он делает самолично, поскольку никому вообще не доверяет… Купит, бывало, Торос-ага у мясника мяса, придёт домой, взвесит его тут же, ну и, понятно, окажется, что несколько там золотников мясник недовесил. Тогда он снова к мяснику, осрамит, оскандалит беднягу и с несколькими золотниками доданного мяса вернётся домой… Такой вот он у нас, не тем будь помянут, чудак. Раз этот Торос-ага решил часы свои отдать в чистку. — Зашёл, значит, к одному часовщику, ну, начал сговариваться и наконец согласился заплатить за всю работу пятнадцать пиастров, но при условии, если часовщик почистит его часы у него на глазах. Поскольку Торос-ага, как я уже заметил, вообще никому не доверяет, не тем будь помянут, он не пожелал оставить свои часы у часовщика и уйти, боялся, чтобы тот не стянул что из часов или не испортил их умышленно, с целью сорвать побольше, как это делают многие часовщики, когда несколько дней подряд просидят без работы… Выставленное Торосом-агой условие, ясно, крайне оскорбило часовщика, и тот возмутился. А вы на его месте не осерчали бы, Абисогом-ага?

— Осерчал бы, — ответил Абисогом-ага, все помыслы которого были поглощены ожиданием супа и который поэтому совершенно не слушал Манука-агу.

— Когда часовщик осерчал, Торос-ага тоже, конечно, разгневался, ну, и сказал тому несколько крепких словечек… Хоть мог и воздержаться, не так ли?

Так, машинально ответил гость опять же утвердительно, дабы рассказ Манука-аги не растянулся и хозяйка подала суп.

Дальше — больше, часовщик выталкивает Тороса-агу на улицу, а Торос-ага не хочет выходить из лавки, говоря, что такое обращение с его персоной для него унизительно… Вы ведь тоже не вышли бы, да?

— Не вышел, да, — ответил Абисогом-ага, который, конечно же, не знал, откуда и почему бы он не вышел, поскольку, как мы уже сказали, ни одно слово из рассказа Тороса-аги до слуха его не доходило.

— Ну, и начинается потасовка, часовщик даёт Торосу-аге пощёчину, а Торос-ага, верно, сейчас ему икается, даёт часовщику пинка. Думаю, что всякий точно так же ответил бы на оплеуху часовщика… Не правда ли, Абисогом-ага?

— А вы здесь тоже помидорами заправляете? — ни с того ни с сего вдруг полюбопытствовал гость.

— Помидорами?

— Да, у нас — помидорами.

— Часы? — удивился Манук-ага.

— Какие часы?

— Часы Тороса-аги.

— Что за Торос-ага?

— Как? Значит, вы не слушали мою историю?

— Слушал, ни слова не пропустил, — сказал Абисогом-ага, хотя и вопросом своим относительно помидоров невольно подтвердил, что, пока Манук-ага рассказывал про Тороса-агу, его внимание было приковано к тонкостям приготовления рисового супа. Абисогом-ага, однако, имел все основания не слушать разглагольствований хозяина дома, тем паче на голодный желудок.

Есть люди, которым кажется, что они вправе испытывать твоё терпение, часами докучая тебе своей болтовнёй. Есть и такие, которые способны даже заставить тебя — не тем, так другим способом — слушать их пустопорожние речи; они не ждут, пока им встретится слушатель, но ищут его, и если не. находят, то готовы пуститься на последнее средство: нанять подобного слушателя за подённую или даже помесячную плату. Я тоже, случалось, попадал им в руки, но я делал вид, будто бы слушаю, а сам думал о чём-то своём и на все их вопросы отвечал утвердительно. На вопрос «Не так ли?» я отвечал «Да, так», на вопрос «Ведь это же справедливо?» я отвечал «Да, справедливо». «Ты прав» отвечал я сразу на вопрос «Разве я неправ?» — лишь бы разговор не затянулся… Ещё и в том беда, что иной надоедала может задать и такой вопрос, ответить на который чрезвычайно трудно, поскольку решение этого вопроса, то есть, в сущности, вынесение вердикта возлагается на тебя. Например, окончив свою тираду, докучливый этот Говорун вдруг спрашивает: «Кто Же, следовательно, прав, Маркос-ага или Киракос-ага?»