Жан Ануй - Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]

Первый барон. Война такой же спорт, как и всякий другой. Существуют правила. Когда-то с вас брали выкуп… Рыцарь против рыцаря: это была война!

Бекет (улыбаясь). С тех пор как пехоте дали ножи и бросили ее, незащищенную, против всадников, ей оставалось только одно — искать изъяны в доспехах рыцарей, имевших неосторожность упасть на землю. Это, конечно, неблагородно, но их понять можно.

Первый барон. Ну, если мы начнем понимать пехоту, то это будет не война, а бойня!

Бекет. Мир, безусловно, идет к бойне, барон. Урок, который мы получили в этом сражении, стоивший нам слишком дорого, показал, что мы тоже должны создать отряды головорезов. Вот и все!

Первый барон. А воинская честь, мессир канцлер?

Бекет. А воинская честь, барон, в том, чтобы побеждать. Но будем лицемерами. Нормандское дворянство усердно обучало этому тех, кого оно завоевало. Пойду будить короля. Наше вступление в город назначено на восемь часов, а служба в кафедральном соборе — на четверть десятого. Было бы неполитично заставить французского епископа ждать нас. Эти люди должны охотно сотрудничать с нами.

Первый барон (ворчит). В мое время сначала всех убивали, а потом вступали в город!

Бекет. В мертвый город. А я хочу, чтобы король брал города, полные жизни, они обогатят его. С восьми часов сегодняшнего утра я — лучший друг французов.

Первый барон (снова). В чем же тогда английская честь?

Бекет (мягко). В конечном счете английская честь, барон, в том, чтобы всегда преуспевать. (Входит, улыбаясь, в палатку короля.)

Четыре барона провожают его враждебными взглядами.

Второй барон (бормочет). Ну и понятия у него.

Четвертый барон (глубокомысленно заключает). Надо ждать. Рано или поздно он себя выдаст.

Бароны удаляются. Бекет, войдя в палатку, поднимает полотнище, зацепляет его за крючок. Виден лежащий король. Рядом с ним — девица.

Король (зевая). Здравствуй, сын мой! Хорошо ли ты спал?

Бекет. Французы оставили мне на память небольшую метку на левом плече, государь, и это мешало мне уснуть. Я воспользовался этим и размышлял.

Король (озабоченно). Ты слишком много размышляешь. Смотри, как бы это не кончилось плохо. Проблемы потому и возникают, что люди слишком много думают. Когда-нибудь, рассуждая, ты натолкнешься на серьезную проблему, и твоя умная башка подскажет тебе такое решение, что ты впутаешься бог знает в какую историю. А ведь гораздо проще пренебречь этой проблемой, как делает большинство глупцов, спокойно доживающих до преклонного возраста. Что ты скажешь о моей маленькой француженке? Обожаю Францию!

Бекет (улыбается). Я тоже, мой государь, как все англичане.

Король. Здесь тепло, девушки красивые, вино хорошее. Я хочу проводить здесь несколько недель каждую зиму.

Бекет. Досадно только, что это дорого обходится. Вчера мы потеряли около двух тысяч солдат.

Король. Бомон представил списки?

Бекет. Да. И себя включил туда же.

Король. Он ранен?

Бекет не отвечает.

(Вздрагивает, потом, помрачнев.) Я не люблю узнавать о смерти знакомых людей. Мне кажется, что ей вдруг может прийти мысль…

Бекет. Займемся делами, государь? Вчера мы не успели разобрать депеши.

Король. Вчера мы сражались. Всюду не поспеешь.

Бекет. Вчера был день каникул! Сегодня придется поработать вдвойне!

Король (раздосадован). В конце концов, из-за тебя мне надоест быть королем. Вечно заниматься делами других… Мне кажется, что я слушаю архиепископа. Раньше с тобой было веселее. Когда я назначил тебя канцлером, я думал, что, получая доходы по этой должности, ты будешь устраивать вдвое больше пирушек, вот и все.

Бекет. Но я развлекаюсь, государь, действительно развлекаюсь, именно теперь.

Король. Неужто тебя развлекает работа ради блага моих подданных? Ты любишь этих людей? Прежде всего, их слишком много. Нельзя же любить тех, кого не знаешь. И вообще ты лжешь, никого ты не любишь.

Бекет (с неожиданной твердостью). Во всяком случае, я люблю одно, в этом я уверен: хорошо делать то, что нужно делать.

Король (насмешливо). Вечно эс… эс… Как это слово, я забыл?

Бекет (улыбается). Эстетика?

Король. Эстетика! Всегда эстетика?

Бекет. Да, государь.

Король (ударяя девицу по заду). А это разве не эстетика? Есть люди, которые приходят в экстаз в церкви! А это ведь тоже недурно… Ты только посмотри, какие формы… (Так естественно, будто предлагает леденец.) Хочешь ее?

Бекет (улыбаясь). Дела, государь!

Король (угрюмо, как нерадивый ученик). Ладно! Дела. Я тебя слушаю. Садись.

Бекет непринужденно садится подле него. Между ними — девица, она ошеломлена.

Бекет. Неважные новости, государь!

Король (беспечно). Новости никогда не бывают хорошими! Это старая истина. Жизнь состоит из одних трудностей. Целые поколения философов, конечно не схоластов, уверяют, что секрет — а он существует — в том, чтобы не придавать трудностям никакого значения. В конечном счете, они пожрут друг друга, а ты по-прежнему окажешься через десяток лет цел и невредим. Э, все образуется…

Бекет. Конечно. Но кое-как. Государь, когда вы играете в мяч или в крикет, вы разве рассчитываете на то, что это как-нибудь образуется? Ждете, пока мяч сам ударится о ракетку? Разве думаете: «Все равно попадет»?

Король. Позволь, позволь! Ты же о серьезных вещах говоришь. Партия в мяч — это же очень важно, это меня развлекает.

Бекет. А если я вам скажу, что управлять государством так же занимательно, как играть в крикет? Как вы решаете: отдадим мяч другим или же попробуем отыграть очко, как два хороших английских игрока?

Король (в нем проснулся спортивный азарт). Очко, черт возьми, очко! На поле я лезу из кожи вон, падаю, ломаю кости, даже при необходимости плутую, но очко в жизни не упущу.

Бекет. А-а! Вот из очков-то и составляется счет! С тех пор как мы пришли на материк и я сопоставляю сообщения из Лондона, меня поражает одно: в Англии выросла сила, способная конкурировать с вашей, государь. Это духовенство.

Король. Но мы же добились своего, они платят налог! Это уже кое-что!

Бекет. Это просто небольшая сумма денег. Они знают, что всегда можно успокоить королей с помощью небольшой суммы денег. Но это люди, весьма искушенные в подобных делах, они умеют правой рукой вернуть себе то, что отдали левой. Это — шулерский прием, они прибегают к нему уже в течение многих веков.