Януш Гловацкий - Четвертая сестра

Вера: Что?

Коля тоже застыл на месте. Он стоит на коленях, держит в одной руке ботинок, в другой щетку, и слушает.

Катя: Мне нравятся только такие картины, на которых что-то происходит. И когда я смотрю на картину, я думаю, что произошло до того момента, Что произошло до того момента, который изобразил художник, и что будет после. (Она все еще сидит без движения.) Ты понимаешь, Танечка? Вот например, твой паренек. Помнишь тот, который парил в воздухе в одном ботинке. Что он сделает через минуту? Что с ним будет? И я думаю, что если бы сейчас нас изобразил какой-нибудь художник, то каждый, кто взглянет на картину, сообразит, что произошло с нами до того. И может быть он догадается, что будет после. Потому что мне кажется, что вся Россия висит в воздухе вниз головой. И мы с ней. И что дальше: мы упадем лицом вниз и останемся без зубов? Или у нас есть еще надежда?

Они сидят без движения. Затем оживают. И Коля продолжает чистить обувь.

Вера: Я поняла тебя, Катя. И может быть придет день, когда кто-то поймет, какой трагичной была наша жизнь.

Катя: Знаешь, Таня, мне нравился твой Костя.

Таня (с усилием) : Ха-ха-ха. Вы обе ненавидели его. Вы были счастливы, что его убили.

Катя: Ты сошла с ума.

Вера: Стрелять в живого человека. Как ты могла?

Таня: А ты молчи! В конце концов у тебя есть твой живот. (Подражает Вериной походке и речи.) Может быть, наш ребенок… бебебе… А что мне оставалось делать. Эти подонки принесли «Калашникова». Что мне оставалось делать?

Вера: Мало ли что? Ты могла покончить с собой. Или рассказать людям о том, как мы несчастны. Но только тебе не подадут ни хрена.

Катя: Могло быть хуже.

Вера: Что?

Катя: Это анекдот такой. Звонит мужик своему приятелю и говорит: «Ты слышал, какое несчастье с Василием? Он днем раньше вернулся из командировки и застал у своей жены любовника. Взял пистолет и застрелил ее, его и себя. А тот отвечает: Могло быть еще хуже. Вернись он двумя днями раньше, он бы меня убил». Поняли? (Смеется.)

Таня (саркастически) : Ха-ха-ха.

Вера: Очень смешно.

Катя: Я не над анекдотом смеюсь.

Вера: А над чем?

Катя(с меясь) : Когда тот мудак наебал Веру, я думала: ну ладно, одна из нас должна пройти через это. Прости, Вера, я все время думала, что ты это заслужила… совсем немного, но заслужила. Прости… Я думала, что за твои страдания нам двум в будущем когда-нибудь воздастся. Потом, когда и меня приложили фейсом об тейбл, я начала думать, уж не проклял ли нас кто? Но что было, то было. Нашей третьей и последней надеждой оставалась Таня; уж она-то, думала я, вытащит нас из этого говна… И вот… (Смеется.) О Господи, за что мы так не нравимся тебе?

Вера и Таня неуверенно улыбаются, затем все три сестры начинают хохотать.

Катя (сквозь смех) : О Господи… могло быть еще хуже…

Вера (сквозь смех) : Вернись он раньше…

Таня (сквозь смех) : Он бы меня убил.

Они плачут и смеются, до истерики. Затем прекращают.

Таня: Бедный мой Костя. Мой бедный, мой любимый Костенька. Мы уже никогда не поедем на те острова, к черепахам и змеям.

Вера: Ну хватит, хватит.

Таня: Что — хватит? Я сказала: Костенька, мой бедный, мой любимый, мой единственный. (Плачет.) Как мне теперь заснуть? Как?

Катя: Есть способ. Представь себе, что ты выходишь из собственного тела… ааа! (Машет рукой.)

Вера: Послушайте, девочки. Успокойтесь. Мы остались одни. Совершенно одни. Никто нам не поможет, если мы сами себе не поможем. От нас все убегут. Если человек видит ближнего в беде, он бежит от него подальше. Если только у пострадавшего нечего украсть. Но если кто-то на коне, все стадо следует за ним. Я всегда удивлялась, какой у людей собачий нюх на чужой успех и чужое несчастье.

Таня, прекратив плакать, начинает что-то искать.

Вера: Что ты делаешь?

Таня: Ищу спички.

Катя: Вот. Зачем они тебе?

Таня: Минуточку. Я вот о чем думаю. Каждую из нас судьба приложила так, что мало не покажется. Мы этого не заслужили, правда? Так что за проклятье висит над нами? Может быть, это кара небесная?

Катя: За что.

Таня: Мало ли за что? Допустим, Господь карает нас за любовь. Может быть, Он считает это грехом. И Мамочка ничего не может с этим поделать.

Таня берет спичечный коробок, достает три спички, отламывает у одной головку и зажимает в кулаке.

Таня: Тяни.

Катя: Зачем.

Таня: Ехать в Америку. На три билета не хватит. Я продам часики и платье. Проклятое пятно. (Начинает плакать.) Кровь так плохо отмывается. Одна из нас должна попытаться. Вперед.

Катя: В Бруклин?

Таня: А ты как думала? Хорошо, попробуем пробиться здесь? Сумеем? Нет. Пока я здесь, я не могу не думать о Косте. Глянь, тот парень с картины Шагала упал и разбился, но мы не можем позволить себе упасть.

Катя: В самом деле, Шагал-то не разбился. Он улетел в Америку и спасся.

Таня: Вот видишь!

Вера: Поменять место жительства — поменять судьбу.

Таня: В конце концов, ради чего мы учили английский?

Катя: А отец?

Таня: Отец и не заметит, что одной из нас нет на месте.

Вера (с нарастающей заинтересованностью) : Если я уеду в Америку и рожу там ребенка, он автоматически станет гражданином США.

Таня: Назови его «Бруклин».

Катя: Если дядя поможет, я открою юридическую контору. Тысячи русских пытаются получить там гражданство, так что клиенты у меня будут. И не придется воровать мясо у тигра. Господи, я ненавижу животных и мясо. Я пропахла псиной и мясом.

Таня: Там есть русские рестораны. «Русский самовар», «Русская распивочная», «Русская чайная». Костя говорил, один из ресторанов называется «Жар-птица». Для начала я наймусь официанткой, потом стану танцовщицей.

Вера: Я могу преподавать на кафедре славистики. Читать курс о Достоевском. Ведь я окончила университет с красным дипломом. Зачем?

Таня (держит в кулаке три спички) : Начали! Кто смелее всех? Тащи! (Смотрит на платье.) Неужели это пятно никогда не очистится? Акулина Ивановна должна знать, как выводить кровяные пятна. Бедный Костенька! Если мы не уедем, я сойду с ума. Одна из нас должна проложить дорогу остальным.

Вера (колеблясь) : Если я начну рожать в самолете, что тогда?

Таня: Ребенок получит бесплатный билет. Вперед!