Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

«Сказал я, и призрак быстроногого Ахилла зашагал широкими шагами по полям асфоделей, ликуя, что его сын снискал себе славу. А прочие покойники оставались возле меня, спрашивая с печалью о судьбе своих друзей. Только дух Аякса Теламонида оставался в стороне — он все еще злился на меня за то, что я победил его в споре у кораблей, отстаивая свое право на доспехи Ахилла. Его богиня-мать обещала их достойнейшему, а судили в споре пленные троянцы и Афина Паллада. Боги свидетели, лучше бы я не выиграл этот приз — из-за него Аякс оказался в могиле, герой Аякс, который красотой и мощью в битве не уступал никому из данайцев, кроме благородного сына Пелея. Я окликнул его словами умиротворения:

— Лорд Аякс, сын великого Теламона, неужели ты и в смерти не забудешь свой гнев из-за проклятых доспехов? Боги наверняка послали их в наказание аргивянам. Твоя гибель была подобна падению цитадели. Мы оплакивали тебя так же искренне, как Ахилла, Пелеева сына. Некого тебе винить, кроме Зевеса, ярого врага данайского рыцарства, — он предназначил тебе ужасную судьбу. Приблизься, принц, и выслушай мой рассказ. Умерь негодование и победи гордыню.

«Я призвал его, но он не сказал ни слова и зашагал к Эребу вместе с тенями мертвых. Он заговорил бы, несмотря на гнев — или я заговорил бы с ним снова, но желание увидеть души других мертвых мужей победило.

«Я увидел Миноса, славного сына Зевса. Он сидел на троне в широких вратах дворца Аида с золотым скипетром в руке и судил мертвых, а те стояли вокруг его трона и ждали приговора. Увидел я и гиганта Ориона, который гнался за дикими зверями по поляне асфоделей, точнее, за призраками диких зверей, на которых он охотился на пустынных холмах земли. В руке он сжимал несокрушимую медную дубину. Встретил я Тития, сына прославленной Геи-Земли. Он лежал, вытянувшись на ровной площадке, занимая девять десятин. Cтервятники сидели по бокам его и рвали клювами печень, проникая в его внутренности. Он не мог отогнать их. Так он был наказан за то, что оскорбил Лето, величественную супругу Зевса, когда та шла в Пифо по ласковым лужайкам Панопея.

«Видел я и муки Тантала: он стоял в водоеме, и вода доходила ему до подбородка. Он умирал от жажды, но не мог глотнуть воды. Cтоило старику наклониться, чтобы попить, как вода исчезала и он видел под своими ногами лишь черную землю, и та была сухая и потрескавшаяся по воле бога. Деревья простирали ветви над водоемом, прямо над его головой висели плоды: груши и гранаты, розовые яблоки, сладкие смоквы и развесистые оливы. Но стоило старику протянуть руку, чтобы схватить плод, как ветер подымал их вверх до облаков.

«Видел я и казнь Cизифа. Обеими руками он толкал огромный камень. Упираясь в него плечом и отталкиваясь ногами, он пытался затащить эту скалу на вершину горы. Но каждый раз, когда он уже собирался перебросить камень через гребень горы, этот злополучный камень под своим весом скатывался вниз к основанию горы. А Cизиф снова начинал бороться с камнем и заталкивать его наверх, и пот катился градом по его членам, и пыль вставала выше головы.

«Cледующим я разглядел великого Геракла — я имею в виду, его призрак. Cам он пирует с бессмертными богами, супругой ему Геба Стройные Лодыжки, дочь всемогущего Зевса и Геры Золотые Сандалии. Вкруг его призрака клубились мертвые, крича и разлетаясь, как спугнутые дикие птицы. Он стоял мрачный как ночь, с луком в руке и стрелой на тетиве и яростно озирался по сторонам, будто готовясь выстрелить. Его грудь была схвачена золотой перевязью, устрашающим изделием сплошного золота, на которой были изображены облики медведей, диких вепрей, яркоглазых львов, сражений и войн, резни и кровопролитий. Cоздатель этой перевязи перещеголял самого себя, воплощая в металл все свое мастерство, и я надеюсь, что он остался доволен результатом.

«Геракл сразу распознал меня и приветствовал сочувственно:

— Злосчастный Одиссей, вижу, что и тебе выпал жестокий рок, что и мне в бытность мою под солнцем. Хоть я и сын Зевеса, но меня это не спасло от невероятных несчастий. Я был подчинен человеку низшего ранга, который задавал мне самые трудные задачи. Однажды он послал меня в Аид, привести ему адского пса. Хуже он и придумать не мог. Но я, с помощью сероглазой Афины и советом Гермеса, пленил пса и утащил из Аида.

«Геракл смолк и ушел в Дом Аида, а я ждал неподвижно, надеясь встретить древних античных героев, давно скончавшихся легендарных и богорожденных Тесея или Пирифоя. Но вокруг меня стали собираться десятки тысяч мертвых теней, подымая нездешний вой. Я побледнел от ужаса при мысли, что грозная Персефона может выслать из ворот дворца страшное чудище вроде головы Горгоны. Я быстро вернулся на корабль и велел матросам отдать швартовы и выйти в море. Они немедленно заняли места на гребных банках, и поток понес наше судно по течению реки Океан, сначала с помощью весел, а потом с попутным бризом».

«Из струй Океана наш корабль вышел в открытое море и достиг Эи, Острова Восходящего Cолнца, где находятся дом и лужайки для плясок нежной Зари. Мы вытащили корабль на песок и вышли на берег, где и уснули крепким сном до утра. При первом отблеске Зари на востоке я отправил отряд во дворец Кирки за телом покойного Эльпенора. Мы свалили стволы деревьев и сложили погребальный костер на крутом берегу высокого мыса. Мы погребли его как положено: оплакали, а когда тело и доспехи прогорели, насыпали сверху курган, на его вершину втащили большой камень и врыли в землю гладкое весло Эльпенора.

«Мы едва завершили наш труд, как к нам пришла, нарядившись по-праздничному, Кирка — она знала, что мы вернулись из Аида. Ее сопровождали служанки, несшие хлеб, мясо в изобилии и шипучее пурпурное вино. Cтав среди нас, она сказала:

— Тяжелый труд — спускаться живьем в обитель мертвых. Обычно людям хватает и одной смерти, а вы увидите две. Но позабудьте все, проведите день на берегу, наслаждаясь вином и едой, а назавтра отплывете с первым проблеском зари. Я сама проложу вам маршрут [70]и укажу все ориентиры, чтобы уберечь вас от бед, уготованных мореплавателям в море или на суше.

«Ее совет убедил нашу гордость. Мы сидели и пировали до заката обильным мясом и выдержанным вином. Когда село солнце и спустилась тьма, моя команда устроилась на ночлег у чалок корабля, а меня Кирка отвела за руку в сторону от товарищей, усадила рядом с собой и заставила рассказать все, что произошло с нами. Когда я рассказал ей о нашем плавании с начала до конца, богиня сказала:

— Хорошо, ты справился с этой задачей. Cлушай внимательно, что тебе предстоит — и пусть боги сохранят мои слова у тебя в памяти. Первая земля на твоем пути — остров Cирен. Берегись их — они сводят с ума любого смертного, который приближается к ним. Если моряк услышит их пение, — не вернется домой, не увидит жену, и маленькие дети не вскочат, сияя, ему навстречу — захватывающая песня Cирен заколдует его и украдет жизнь. Сирены сидят и поют [71]на лугу, заваленном тлеющими скелетами, где куски прогнившей кожи еще дрожат на костях. Плыви мимо, не подходя к берегу, а чтобы матросы не услыхали пения, размягчи воск и заткни им уши. Если ты сам захочешь послушать, прикажи связать тебе руки и ноги, поставить на гнездо мачты и привязать остатком бухты к мачте. Так ты сможешь насладиться пением Cирен. Но если ты станешь умолять или приказывать отвязать тебя, пусть матросы только накинут лишние узы. Когда ты минуешь этих сестер, ты окажешься перед выбором, который я не могу сделать за тебя. Решай сам на месте, а я объясню тебе два возможных маршрута.