Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

«Так сказал Эврилох и команда его поддержала. Быки Бога-Cолнца были под рукой, роскошные длиннорогие звери с раскачивающейся походкой. Они паслись прямо у корабля. Моряки отогнали отборных животных и стали вокруг них, молясь богам. Для жертвы они взяли зеленые листья дуба вместо белого ячменя, запасы которого иссякли. Они помолились и перерезали глотки быкам, освежевали их и разделали, обернули бедра животных жиром, а сверху положили сырое мясо. Так как у них не было вина, они совершили возлияние богам чистой водой и зажарили потроха. Когда бедра сгорели, а потроха были съедены, они мелко нарубили мясо и нанизали на вертела.

«В это время бремя сна упало с моих век, и я пустился обратно на берег к кораблю. Когда я приблизился к своему доброму судну, сладкий запах жарящегося на угольях мяса проник в мои ноздри. Я в ужасе воззвал к бессмертным богам:

— Отец Зевес, и вы, благословенные извечные боги! Мне на погибель вы наслали этот жестокий сон, пока моя команда, оставшись в одиночестве, задумала и совершила это злодеяние!

«Лампетия Длинные Одежды быстро побежала с вестями к Гелиосу. Она рассказала ему, что мы зарезали его скот, и он в гневе воззвал к бессмертным богам:

— Отец Зевес и прочие блаженные боги! Отмстите спутникам Одиссея, сына Лаэрта, за дерзкое убийство моего скота. Я наслаждался его видом, подымаясь на звездное небо и спускаясь с зенита к земле. Если они не поплатятся, я уйду в Аид и буду светить мертвым.

— Нет, Гелиос, — ответил ему Зевес, — сияй богам и смертным на плодородной земле. А я сокрушу их корабль одним ударом белого перуна и потоплю в темно-винном море.

«Эти речи пересказала мне позднее прекрасная Калипсо, а она услышала от Вестника богов Гермеса.

«Когда я вернулся на корабль, я побранил каждого в отдельности за злое дело, но сделанного не вернешь — быки были мертвы. В течение шести дней мои товарищи ели мясо отборных быков, но боги посылали нам дурные приметы. Шкуры забитых животных медленно ползали, а мясо — сырое и жареное — мычало, как целое стадо. Зевес принес седьмой день, и буря стихла. Мы быстро вышли в открытое море, подняли мачту и поставили паруса. Остров скрылся за горизонтом, и мы больше не видали земли, только небеса и море. Сын Крона собрал черную тучу и она повисла над нашим добрым судном. Пучина стала громово-мрачной в ее тени. Мы сбились с курса. Внезапно с Запада налетел ураган, поднялся двенадцатибалльный шторм. Бурные порывы ветра вырвали оба ахтерштага. Мачта завалилась на ют, ее такелаж полетел на шкафут, а топ хлестнул по корме и размозжил череп рулевому. Он рухнул с высокого полуюта как ныряльщик вниз головой, и его храбрая душа рассталась с телом. Зевес прогрохотал и метнул перун в корабль. Обшивка и шпангоуты судна задрожали от удара Зевесовой молнии, воздух наполнился удушающим запахом серы. Матросов выбросило за борт. На мгновение они промелькнули, несясь на гребнях волн вкруг черного корабля, как чайки в волнах. Так бог завершил их путь домой.

«Меня бросало по кораблю, пока ревущие моря отдирали бортовину и шпангоуты от киля. Креном вырвало мачту с корнем из кильсона, но бакштаг (сделанный из сыромятного ремня) все еще держался. Я связал им киль и мачту, и вскарабкался на эту конструкцию. Меня понесло беснующимся шквалом.

«Яростный западный ветер вскоре стих, но его сменил ветер с юга. Это еще больше ужасало меня — ведь с каждым порывом он приближал меня к гибельной Харибде. Всю ночь меня несло по волнам. Рассвет застал меня против утеса Cкиллы, лицом к лицу с поглощающей соленую воду Харибдой. Ее водоворот закружил меня и швырнул к корням дикой смоковницы. Я уцепился за корень и прилип к дереву, как летучая мышь. Мне некуда было поставить ногу, не мог я и вылезти наверх, потому что корни дерева были глубоко внизу, а ветви — высоко наверху. Ветви были длинные и развесистые, затенявшие водоворот. Я угрюмо ждал, пока Харибда извергнет мачту и киль. Нескоро были отвечены мои молитвы, — к тому времени, когда уходит на ужин судья, разрешив долгий ряд споров между упорными жалобщиками, уже незадолго до появления звезд на небе. Я разжал руки и в раскоряку шлепнулся в воду с подветренной стороны от моих бревен. Я вскарабкался на них и принялся грести руками. Отец богов и людей уберег меня от вида Cкиллы, иначе я бы непременно погиб.

«Так меня несло девять дней. На десятую ночь боги вынесли меня на берег Огигии, где живет прекрасная Калипсо Плетеные Косы, грозная богиня с голосом женщины. Она ласково приветила меня и хорошо обошлась. Но к чему повторяться? Только вчера я рассказал об этом тебе, король, и твоей благородной супруге, а мне не по нраву повторять тот же рассказ дважды».

Одиссей смолк, но слушатели были так заворожены его рассказом, что никто не пошевелился в стихшем полутемном зале. Наконец голос Алкиноя прервал молчание:

— Лорд Одиссей, ты много выстрадал, но коль ступила твоя нога на окованный медью порог моего дворца, я ручаюсь, что ты доберешься домой без дальнейших препон. А вы, господа, выслушайте мое пожелание, и пусть оно будет законом для моих частых гостей, которые приходят выпить шипучего вина и насладиться песнею менестреля. Я знаю, что прочный деревянный сундук уже набит одеждами, и золотыми украшениями, и прочими дарами, принесенными Cтраннику нашими феакийскими капитанами. Я предлагаю подарить ему большой треножник и котел. Позднее мы обложим налогом простой народ и возместим наши затраты, поскольку такой расход любому из нас трудно понести.

Сказал Алкиной, и гости поддержали его. Cонные слушатели разбрелись по домам, но лишь Заря окрасила небосвод, они поспешили к кораблю со своими медными сокровищами. Великий король Алкиной поднялся на борт проверить, как их грузят в трюм, чтобы они не мешали гребцам. Затем народ двинулся к дому Алкиноя на пир. Всенародно король принес вола в жертву Cобирателю туч, сыну Крона, Всевышнему Зевесу. Когда бедра животного сгорели, они радостно набросились на угощение, а народный любимец Демодок запел под звуки своей арфы.

Но Одиссей то и дело посматривал на сияющее солнце, как бы призывая его закатиться поскорее, — ему хотелось отплыть домой. Так пахарь с нетерпением ждет вечера: целый день он шел за плугом, запряженным парой волов по пару. Закат радует его, потому что отпускает его домой на ужин и отдых, а его колени дрожат от усталости. Так и Одиссей ощутил облегчение, когда свет солнца померк и исчез. Как только солнце село, он воззвал к мореплавателям-феакийцам и Алкиною:

— Лорд Алкиной, мой славный государь, и вы, феакийские лорды, завершите ваши возлияния богам и отправьте меня в путь, и пусть боги благословят вас! Мои мечты сбылись — я возвращаюсь домой с богатыми дарами. Дай мне боги насладиться своим добром, найти свою благородную супругу в целости и безопасности дома в кругу моих друзей, а вам — радовать своих верных жен и детей. Пусть и впредь Боги являют свою милость феакийцам и хранят от вреда.