Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

— Писистрат, — обратился Телемах к сыну Нестора, — пообещай исполнить мою просьбу. Дружба наших отцов — залог нашей дружбы, вдобавок мы сверстники, да и это путешествие сблизило нас. Заклинаю тебя, милый принц, отвези меня прямо к моему кораблю, не заезжая в город. Там я стану пленником гостеприимства твоего отца, а я спешу домой.

Сын Нестора задумался, может ли он, не нарушая приличий, исполнить такую просьбу. Наконец, он решился, повернул коней к берегу, к причалу, выгрузил из колесницы чудесные подарки Менелая — золото и наряды — и положил в трюм корабля.

— Прикажи дружине подняться на борт, и отчаливай немедленно, — сказал он Телемаху, — пока мой отец не узнал. Сердце подсказывает мне, что упрямый старик не примет никаких объяснений, но примчится сюда и откажется уйти без тебя. Твои отговорки его только разъярят.

И без лишних слов Писистрат погнал долгогривых коней домой в Пилос, а Телемах отдал команду:

— Друзья, проверьте такелаж и подымайтесь на борт. Пора отплыть.

Экипаж исполнил команду и занял места на банках. Пока Телемах готовился к отплытию и приносил жертву Афине у кормы черного корабля, к нему подошел незнакомец из дальней страны. Он бежал из Аргоса, убив человека, а сам он был провидец из рода Мелампа, некогда жившего в Пилосе, матери овец, и славившегося своим богатством и роскошным домом.

Ему пришлось бежать за границу и спасаться от гнева самодержавного короля Нелея. Деспотический владыка захватил, за обиду, причиненную его дочери, богатое поместье Мелампа и удерживал его целый год, пока тот несчастным узником терпел горе и унижение в дому у Филака по воле яростной богини Эринии. Однако ему удалось бежать и угнать громко мычащий скот из Филакии на Пилос. Там он рассчитался с королем Нелеем за причиненную ему несправедливость и получил руку принцессы для своего брата. А сам он удалился в изгнание на равнинах Аргоса, в край чистокровных скакунов, где судьба сделала его, случайного пришельца, властителем многих аргивян. Он построил себе дворец, женился и породил двух крепких сынов, Антифата и Мантия. Антифат стал отцом мощного Оикла, а тот породил великого вождя Амфиарая, которого любили и благословили Зевс и Аполлон. Но Амфиараю не довелось дожить до седин — он погиб у Фив, обреченный женской жадностью [78]. Он оставил сыновей Алкмеона и Амфилоха. У Мантия же родились Полифейд и Клит. Клит был так прекрасен, что Заря Золотой Трон похитила его и унесла в собрания бессмертных, а великодушный Амфилох стал по воле Аполлона величайшим провидцем. Он поссорился с отцом и перебрался в Гипересию, где и пророчествовал.

Его сын Феоклимен подошел к Телемаху, когда тот совершал возлияния и молитвы у черной кормы корабля.

— Друг, — обратился он к Телемаху с волнением в голосе, — заклинаю тебя твоим жертвоприношением и богом, которого ты чтишь, во имя твоей жизни и жизни твоих товарищей, скажи мне правду: кто ты? Откуда ты? Из какого города и рода?

— Сэр, — отвечал Телемах, — я с Итаки, а мой отец — Одиссей. По крайней мере, он меня породил, но давно сгинул в злосчастных странствиях. Я взял с собой верных товарищей и отплыл, чтобы разгадать тайну его исчезновения.

— И я покинул родину, — сказал благородный Феоклимен, — невольно убив родича. Его кровники, — самый мощный ахейский клан на просторах Аргоса. Я бежал от верной смерти и обрек себя на странствия по лику земли. Внемли мольбе беглеца. Возьми меня на борт и спаси от смерти, потому что погоня близка.

— Я не откажу тебе, — сказал Телемах, — если ты хочешь отплыть со мной. На Итаке я приму тебя так, как сумею.

Он взял бронзовое копье Феоклимена и положил его на палубу, поднялся на борт, сел на ют и указал Феоклимену на место рядом. Они отдали швартовы, и Телемах приказал ставить рангоут. Рьяно они подняли сосновую мачту, вставили ее в пяртнерс, заклинили поперечиной и обтянули штаги. Они подняли белые паруса, выбрав плетеные кожаные фалы. Афина послала им попутный ветер, и тот пронзительно засвистел с безоблачного неба. Корабль быстро понесся к цели по соленому морю. Они прошли Круны и Халкиду, край бегущих ручьев, а когда солнце село и спустился мрак, разогнавшееся судно по инерции проскочило полосу штиля у берегов Феи. Им открылась Элида, цитадель эпеян, и Телемах взял курс на Скалистые острова, при каждой перемене галса гадая, спасется ли он от смерти или попадется в засаду.

Тем временем Одиссей ужинал с честным свинарем и его батраками. Когда они наелись и напились, Одиссей решил прощупать, сможет ли он и дальше рассчитывать на гостеприимство свинопаса, предложит ли тот задержаться на ферме или отошлет его в город.

— Послушайте, Эвмей и пастухи, — сказал он, — с утра я собираюсь уйти в город побираться, чтобы не злоупотреблять вашим терпением. Мне бы лишь получить совет и надежного проводника, чтобы добраться до города. А там уже моя забота, где выпросить корочку хлеба и глоток воды. Загляну во дворец короля Одиссея, передам вести мудрой королеве Пенелопе, встречусь с неучтивыми женихами. Глядишь, я им пригожусь, ибо по милости Гермеса, благословляющего людской труд, я несравненный слуга, умею развести огонь, наколоть дрова, поджарить мясо и налить вино, и все прочее, что делают простые люди для знатных. А у них столько добра, что глядишь, и мне перепадет.

Как ты огорчился, Эвмей, и ответил:

— Дорогой гость, откуда у тебя такая неудачная мысль? Ты стремишься к гибели, если собираешься связаться с бандой женихов, чья жестокость и мотовство оскорбляют стальное небо. Их лакеи не похожи на тебя, это молодые элегантно одетые люди, с напомажеными волосами и чистыми румяными лицами. Столы их ломятся от хлеба, и мяса, и вина. Оставайся лучше с нами, ни я, ни мои люди не упрекнут тебя, если ты задержишься, а когда вернется доблестный сын Одиссея, он оденет тебя и посадит на корабль.

— Эвмей, — сказал отважный Одиссей, — пусть полюбит тебя отец Зевес, как я полюбил тебя за то, что ты спас меня от пустого бродяжничества, самой грустной судьбы на свете. Изгнание, несчастья и беды часто заставляют человека смириться с судьбой бродяги во имя насыщения живота. Но если мне предстоит ожидать здесь возвращения сына Одиссея, расскажи мне о матери Одиссея и его отце, которых он оставил на пороге старости. Живут ли они в свете дня, или ушли в чертоги Аида?

— Мой друг, — отвечал почтенный свинопас, — я отвечу на твой вопрос. Лаэрт жив, но каждодневно молится Зевсу, чтобы тот послал ему смерть и освободил дух от плоти. Он безутешно тоскует по утерянному сыну и по мудрой и верной жене. Ее смерть состарила его раньше времени. Знай же, что и она умерла, тоскуя по сыну. Трагической была ее кончина, такой смерти никому не пожелаешь. Она печалилась и скорбела, но я навещал ее до конца, потому что она взрастила меня вместе со своей младшей дочерью, высокой красавицей Клименой. Мы выросли вместе, и ее мать относилась ко мне, почти как к ровне. Но когда мы подросли, ее отдали за богатые дары человеку с Зама, а меня одели в чистую тунику и накидку, дали пару новых сандалий и послали на ферму. Но в сердце она сохранила для меня уголок. Как мне не хватает ее доброты и заботы!