Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

Прекраснейшая из женщин подошла к королевской сокровищнице и поднялась на гладкий дубовый порог, тщательно обтесанный плотником минувших дней. Тот острогал брус по линейке, отвесно установил косяки в гнезда и навесил блестящие двери. Королева быстро отвязала ремень, державший дверную ручку, вставила ключ в скважину и умелым движением отвела засов. Ключ сработал, и двери распахнулись перед ней с ревом быка на лугу. Она вступила на высокий помост, где стояли сундуки с одеждой, пересыпанной ароматическими травами. Приподнявшись на носки, она дотянулась до колышка, на котором висел лук в блестящем футляре, сняла его, присела, положив футляр на колена, достала лук своего господина и супруга и горько заплакала. Выплакавшись вдоволь и успокоившись, Пенелопа прошла в зал к гордым кавалерам, держа в руке лук и колчан с губительными стрелами. Служанки принесли сундук с железом и бронзой, служившими Одиссею в играх. Королева прикрыла лицо вуалью и обратилась к кавалерам, стоя у колонны меж двух верных фрейлин:

— Внемлите мне, лорды и кавалеры. За долгие годы отсутствия законного хозяина вы превратили наш дом в кабак, вы гуляете здесь изо дня в день под предлогом сватовства. Подходите же, мои отважные кавалеры, я предлагаю вам испытание. Перед вами могучий лук богоравного Одиссея. Кто натянет его голыми руками и пошлет стрелу сквозь ушки двенадцати секир, получит меня в жены. Я пойду за ним и оставлю дом моего мужа, прекрасный, полный добра дом, который будет мне являться во снах.

Она обратилась к доброму свинопасу Эвмею и повелела ему поставить лук и боевые топоры для испытания кавалеров, но Эвмей разрыдался, взяв оружие. Стоявший рядом пастух тоже заплакал при виде королевского лука. Это вызвало гнев Антиноя, обрушившегося на них с руганью:

— Безмозглые простофили, пара дурней, как вы смеете хлюпать носом и расстраивать вашу госпожу? Она и так страдает из-за потери любимого супруга. Сидите тихо и ешьте молча, или проваливайте и плачьте в другом месте. Оставьте лук, мы сами с ним разберемся. Это верное и трудное испытание — нелегко будет натянуть тугой лук. Нет среди нас человека, равного Одиссею. Я его хорошо помню, хотя я тогда был еще мальчишкой.

Так он сказал, но в сердце Антиной лелеял мечту натянуть лук и пустить стрелу сквозь ушки секир. Он не знал, что, когда начнется стрельба, он сам окажется первой мишенью для стрел великого Одиссея, которого он оскорблял в его же дому, и подстрекал других к оскорблениям.

Принц Телемах воскликнул:

— Я, наверное, сошел с ума! Моя любимая премудрая мать собирается уйти из дома и вступить в брак, а я радуюсь, как дурак! Что же, джентльмены, подходите, вот приз победителя — дама, равной которой нет во всех ахейских землях, ни в святом Пилосе, ни в Аргосе, ни в Микенах, ни на нашей Итаке, ни на материке. Но это вы и сами знаете. Нужно ли мне восхвалять свою мать? Подходите, без оправданий и уверток, не надо отлагательств. Я и сам готов попытать счастье. Если мне удастся натянуть лук и выстрелить сквозь ушки секир [87], я не так буду грустить, когда моя мать уйдет с чужим человеком — я буду знать, что я сравнялся с отцом и могу справиться с его оружием.

Он снял с плеч перевязь с мечом и ярко-алую накидку и встал. Он принялся устанавливать боевые топоры, прорыл для них одну длинную канавку и поставил их точно по одной линии. Землю вокруг секир он утрамбовал. К всеобщему восхищению он аккуратно поставил секиры, хотя никогда не видал, как это делал Одиссей. Он встал у порога и взялся за лук. Трижды он отчаянно пытался согнуть лук, и трижды расслаблял мышцы. Но надежда натянуть тетиву и послать стрелу не покидала его. Может быть, в четвертый раз ему это и удалось бы, но Одиссей нахмурился и положил конец его усилиям. Телемах вздохнул во всеуслышанье и сказал:

— Неужели мне суждено оставаться слабаком и неудачником, или я еще слишком молод, и не могу полагаться на мощь рук в ссоре? Что же, джентльмены, сейчас черед тех, кто посильнее меня. Попытайте счастья, и посмотрим, кто победит.

Он отложил лук, прислонив его к косяку дверей, а стрелу он прислонил к дверному замку. Телемах вернулся на свое место, и Антиной сын Эвпейта предложил: «Давайте по порядку, слева направо, как разливают вино». Они согласились с его предложением, и первым встал Леод, сын Энопа. Он служил богам при жертвоприношениях, и всегда сидел с краю, возле большой чаши вина. В отличие от прочих, он ненавидел буйство и молча возмущался поведением кавалеров. Сейчас он первым взял лук и острую стрелу и встал у порога. Но не успел он напрячь лук, как усилие утомило его непривычные нежные руки, и он воскликнул:

— Я не могу его согнуть, друзья, пусть попытаются другие. Этот лук сломит силу и дух многих принцев и погубит их. Оно и к лучшему: лучше умереть, чем жить, не снискав приза, который давал нам надежду и завлекал изо дня в день. Может, вы еще надеетесь добиться руки королевы Пенелопы? Попробуйте натянуть тетиву! Вы быстро разочаруетесь и принесете брачные дары к ногам других ахейских красавиц. А Пенелопа выйдет за суженого с самыми богатыми дарами.

Он прислонил лук к двери, а стрелу — к замку и вернулся на свое место. Но Антиной окликнул его резким упреком:

— Леод, что за постыдные речи! Как ты смеешь говорить, что этот лук сломит дух и погубит нас? Тебе он не по силам? Это вина твоей матери — ты не рожден лучником. Но среди нас есть воины, им по плечу могучий лук. — Он обратился к козопасу Меланфию и сказал, — Поживее, Меланфий, разведи огонь в очаге, поставь широкую скамью, покрытую овечьим руном и принеси ком жира из кладовой. Мы прогреем лук и смажем, а потом возьмемся и завершим испытание.

Исполняя приказ, Меланфий раздул неумирающий огонь в очаге, подвинул скамейку, покрытую руном, принес большой ком жира из кладовых. Молодые люди смазали лук теплым топленым жиром и попытались натянуть его, но не смогли. Им не хватало сил, но Антиной и Эвримах не принимали участия в попытках, а они были лучшими из кавалеров.

Тем временем пастух и свинопас выскользнули из дома. Одиссей последовал за ними, и окликнул их, пока они шли по двору.

— Пастух! И ты, свинопас! Сказать вам всю правду или промолчать? Я думаю — сказать. Если бы сейчас внезапно появился Одиссей — скажем, боги принесли его — за кого бы вы стали в бою — за кавалеров или за Одиссея? Скажите мне, что вы думаете на самом деле.

— Дай-то бог, — сказал скотопас, — чтобы сбылись наши пожелания, и Одиссей возвратился, ведомый богом. Тогда ты бы увидел, как тешатся силой мои руки.

Эвмей вторил ему, моля богов о возвращении домой находчивого Одиссея. Проверив их сердца, Одиссей продолжал:

— Я вернулся! Я вернулся домой после двадцати лет лишений. Я вижу, что из слуг только вы двое ждали моего возвращения. От прочих я не слыхал молитв за мой скорый возврат. Знаете, что я для вас сделаю? Если вышние силы дадут мне победу над высокомерными кавалерами, я найду вам жен, одарю вас и построю вам дома рядом со дворцом, и буду считать вас зваными братьями Телемаху. Сейчас я укажу вам точную примету, чтобы вы не сомневались, с кем имеете дело. Посмотрите на мой шрам, его оставил клык кабана много лет тому назад, когда я охотился на Парнасе вместе с сынами Автолика.