Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

— Принеси мне серы для очищения и разведи огонь — я хочу очистить дворец. Попроси Пенелопу спуститься со своими фрейлинами, и скажи служанкам придти в зал.

— Мое дитя, — сказала преданная Эвриклея, — ты все делаешь верно, но позволь мне принести тебе тунику и накидку. Ты пренебрегаешь своим достоинством, ведь на твоих широких плечах грязные обноски.

Одиссей сказал ей: «Сперва разожги огонь», — и она была вынуждена покориться. Одиссей тщательно очистил зал, комнаты и двор, кадя серой и дымом. А старуха пошла по дворцу, собирая женщин в зал. Они пришли с факелами в руках, устремились к Одиссею, осыпали его поцелуями и гладили его голову, плечи и руки. И когда его сердце вспоминало каждую из них, ему очень хотелось крикнуть и зарыдать.

Радостно хихикая, старуха вскарабкалась в горницу сообщить хозяйке о возвращении любимого мужа. Ноги несли ее так быстро, что она чуть было не споткнулась. Она встала у изголовья королевы и сказала:

— Просыпайся, дорогое дитя, открой глаза, и ты увидишь то, к чему ты стремилась все эти годы. Одиссей вернулся домой, в конце концов. Он перебил надменных кавалеров, которые переворачивали дом вверх тормашками, поедали его припасы и обижали его сына.

— Дорогая няня, — сказала почтительная Пенелопа, — боги лишили тебя рассудка. Они могут, знаешь, свести с ума мудрейших и наставить дурней на ум. Вот они и сбили тебя с толку. Зачем ты смеешься над моим горем и будишь, стоило мне сомкнуть глаза и забыться счастливым сном, лучшим с тех пор, как Одиссей уплыл в этот проклятый город, — чтобы рассказать эту небылицу? Марш вниз в свою комнату! Если бы другая женщина попробовала меня разбудить, чтобы сказать такой вздор, она бы у меня в слезах убежала. Тебя твой возраст спасает.

— Я не шучу, дорогое дитя, — настаивала няня Эвриклея. — Одиссей вернулся. Он и был тот самый странник, над которым издевались в зале. Телемах уже давно знал, что Одиссей вернулся, но хранил его планы в тайне, пока тот не сквитался с захватчиками.

Сердце Пенелопы подскочило, она сорвалась с постели и прижалась к старухе. Обливаясь слезами, она сказала:

— Дорогая няня, заклинаю тебя, скажи правду. Если он вернулся домой, по твоим словам, как же он в одиночку справился с бесстыдными кавалерами, ведь они всегда шатались всей сворой?

— Я ничего не видела, и ничего не знаю, но я слыхала стоны умирающих. Мы сидели, окаменев от ужаса, в нашей половине дома, за плотно закрытыми дверями, пока твой сын Телемах не позвал меня. Его отец послал за мной. Я увидела Одиссея, стоящего посреди трупов, они лежали грудами на утоптанном полу. У тебя защемило бы сердце от его вида — он стоял как лев после битвы, весь покрытый кровью врагов. Сейчас все трупы сложены у ворот дворца, а он разжег огонь и курением очистил прекрасный дом. Он послал меня за тобой. Пойдем, после всех бед вы сможете рука об руку вступить на путь радости. Сбылись твои мечты и надежды. Он вернулся живым к родному очагу, и нашел тебя и твоего сына, и отомстил кавалерам, причинившим зло.

— Не спеши веселиться, дорогая няня, — сказала разумная Пенелопа. — Не спеши хвалиться. Ты знаешь, как все во дворце были бы рады его появлению, и в первую очередь я и сын, которого мы породили. Но твой рассказ неправдоподобен. Наверное, бессмертный бог погубил молодых лордов, разгневанный их буйством и надменной дерзостью. Они не чтили никого, и поплатились за свои грехи. Но Одиссей в дальних странах позабыл путь в ахейские земли. Он потерян навеки.

— Мое дитя, — воскликнула няня. — Как ты можешь такое говорить! Твой муж сидит у камелька, а ты говоришь, что он никогда не вернется домой. Ты так упорствуешь в неверии! Вот тебе доказательство — когда я мыла его, а заметила на его ноге шрам, оставленный белым клыком вепря годы назад. Я хотела сразу сказать тебе, но он, храня свои планы в тайне, заткнул мне рот рукой и заставил смолчать. Пошли со мной. Жизнью своею клянусь, что это правда. Если я тебя обманула, казни меня самой страшной казнью.

— Дорогая няня, — отвечала Пенелопа, — даже с твоей мудростью и опытом трудно понять замыслы вечных богов. Пойдем к моему сыну. Я хочу увидеть тела моих кавалеров и человека, который поразил их.

Она вышла из горницы и пошла вниз, обуреваемая нерешительностью. Следует ли ей сохранить хладнокровие и расспросить своего дорогого короля, или броситься ему на шею и поцеловать? Когда она пересекла высокий порог и вошла в зал, она села в кресло у камина, вдали от Одиссея, который стоял у колонны с противоположной стороны зала. Он потупил глаза, ожидая, что его статная супруга воскликнет, увидев его. Но изумленная Пенелопа долгое время сидела безмолвно. Она переводила глаза с его лица, которое она вроде бы узнавала, на лохмотья, которые делали его незнакомым. Телемах нарушил молчание словами осуждения:

— Мать, — сказал он, — жестокосердая и нематеринская мать, как ты смеешь чураться отца? Почему ты не бросаешься к нему и не осыпаешь вопросами? Ни одна женщина не держалась бы так холодно с мужем, вернувшимся после двадцати лет лишений. У тебя кремень, а не сердце.

— Мое дитя, — объяснила Пенелопа, — я вне себя от потрясения. Я не могу говорить, задавать вопросы, даже посмотреть ему в лицо нет сил. Если это и впрямь Одиссей, мы скоро узнаем друг друга по тайным приметам, неизвестным другим.

Славный многострадальный Одиссей улыбнулся и поспешно сказал Телемаху:

— Сын, оставь мать в покое. Дай ей возможность подвергнуть меня испытанию и убедиться самой. Она скоро все поймет. Сейчас, когда я в грязи и лохмотьях, она чуждается меня и не признает во мне своего мужа. Но пока мы с тобой должны обсудить наши планы. Если человек убьет своего ближнего, только одного, без друзей, за которого нескоро отмстят, и то он становится вне закона, оставляет родичей и дом и бежит за границу. Но мы перебили цвет знати Итаки, опору нашей страны. Подумай, что делать.

— Лучше ты подумай, дорогой отец, — возразил Телемах. — Ведь тебе нет равных на свете в умении выйти из беды. Ты придумай, а мы послушно выполним твой приказ. Чего-чего, а мужества у нас хватит.

Одиссей недолго раздумывал.

— Вот мой план, — сказал он. — Умойтесь, наденьте чистые туники, велите девушкам приодеться. Затем наш замечательный менестрель сыграет нам музыку, да погромче и повеселее, чтобы все соседи и прохожие подумали: тут играют свадьбу. Так слух о смерти женихов не пойдет по городу, пока мы не уйдем в нашу горную усадьбу. А там мы посмотрим, что пошлют нам Олимпийские боги.

Они вняли его словам, умылись и надели туники, женщины празднично нарядились, почтенный бард взял лиру и заиграл так, что ноги сами пустились в пляс, и великий дворец загудел от плясок мужей и прекрасно облаченных дам. Слышавшие эти звуки прохожие говорили: «Клянусь, один из кавалеров женился на нашей королеве. Бессердечное, непостоянное создание! У нее не хватило верности и постоянства терпеливо смотреть за дворцом, пока не вернется ее законный супруг!». Так мало они понимали, что происходит во дворце.