Бурятский эпос - Гэсэр

После этого
Под семидневным непрерывным дождем
Ни разу еще не промокшие,
В семидесяти разных битвах-боях
Ни разу еще не пробитые,
Величиной с квадратное поле,
Угольно-черные доспехи
На спине у себя закрепляет,
Семидесятью стрелами
не пробитые,
Величиной с округлое поле,
Железно-черные доспехи
На груди у себя укрепляет.
После этого
Серебряный, длинный,
Величиной с речную долину,
Боевой колчан на левый бок прицепил.
После этого
Девяносто пять стрел
За плечами у себя веером укрепил,
Так что в холод от них теплее будет,
А в жару от них тенистее будет.
В руки взял он кремнево-сапфировый щит,
Словно солнце сверкает, как гора стоит,
Как гора стоит, как дуб шелестит.
Похожую на копну травы,
Соболиную шапочку на себя надевает,
Похожую на пучок травы,
Кисточку на шапочке поправляет.
После этого,
Чтобы голода не чувствовать десять лет,
Рот себе паучьим жиром намазал.
После этого,
Чтобы голода не чувствовать двадцать лет,
Губы себе червячьим жиром смазал.
После этого
Величественным движеньем,
Открывая перламутровую хангайскую дверь,
На улицу он выходит теперь,
Неторопливыми движениями,
Не уронив ни пылинки с ног,
Переступает мраморный хангайский порог.
Медленными движениями, без суеты,
По ступенькам серебряным с высоты,
Ни разу на лестнице не оступясь,
Идет он туда,
Где с восьмидесятивосьмью украшениями,
С восьмидесятивосьмью драгоценными вкраплениями
Стоит серебряно-золотая коновязь.
К коновязи он идет с серебряного крыльца,
Красный повод отвязывает от серебряного кольца.
Ноги свои в серебряные стремена он вдел,
В седло из якутского серебра он плотно сел.
Тридцать три богатыря вслед за ним идут,
Все своих коней боевых берут.

После этого,
От золотой коновязи по кругу,
Цепочкой следуя друг за другом,
Слева направо как солнце плавает,
Поехали богатыри за победой, за славою.
Земля вокруг не истоптана, не изрыта,
Идут их кони копыто в копыто,
Идут их кони следок в следок,
Постепенно поворачивая на восток.
Три дня они едут
По своей земле, по ханской дороге,
Четыре дня они едут
По лесной земле, по общей дороге.
Дальше едут, дорог не зная,
Дальше лежит земля чужая.

Доезжают они
До серебристо-серебряной горной гряды,
Где человеческая нога никогда не ступала,
Останавливаются они
У черно-черной родниковой воды,
Из которой скотина никогда не пивала.
Рассаживаются они в кружок на отдых,
Вдыхают они чужеземельный воздух,
Трубки раскуривают, дымят,
О предстоящих подвигах говорят.
Когда они
Так неторопливо сидели и трубки курили,
Когда они
Так неторопливо о предстоящих подвигах говорили,
Коза Гуран и маленькие косули
Перед ними вдалеке промелькнули.
Абай Гэсэр хан встрепенулся вдруг,
В мгновенье ока схватил свой лук,
А козу и косулю стрела поразила,
И ту и другую насквозь пронзила.
— Если бы, — сказал баторам Гэсэр,—
Я их мимо глаз пропустил,
Если бы, — объяснил баторам Гэсэр,—
Я своевременно стрелу не пустил,
Пришлось бы нам возвращаться домой назад,—
Так Абай Гэсэр сказал, говорят.

Баторы кожу с животных сняли,
Как полагается, туши освежевали,
На костре изжарили и сварили,
Нежного мяса они поели,
Еще немного поговорили
И вскоре дружно все захрапели,
Чтобы утром, проснувшись как можно раньше,
В предназначенный путь отправиться дальше.

В это самое время,
Живущий в долине Сагаанты,
Имеющий слоново-солового коня,
Имеющий бело-облачные дороги,
Имеющий бело-светлые мысли,
Имеющий белую книгу законов,
Имеющий бело-ясные желанья,
Всем доволен, удовлетворен,
Дядя Гэсэра Саргал-Ноен
Забеспокоился под своей безопасной крышей,
Встревожился среди полночи, задумался среди дня,
Что-то дыханья внука Гэсэра нигде не слышно,
Что-то ржанья его гнедого коня,
Его Бэльгэна нигде не слышно.
Как бы худого чего не вышло.
Забеспокоился Саргал-Ноен и без лишнего слова
Садится на своего слоново-солового.
Дорогу к Гэсэру он доподлинно знает,
В мгновение ока во дворец прибывает.
Встречает его Алма — Гэсэра жена,
С почтеньем выслушивает Саргала она.

— Забеспокоился, — говорит Саргал,—
Я под своей домашней крышей,
Встревожился я в полночь и средь белого дня,
Что-то дыханья Гэсэра нигде не слышно,
Что-то не слышно ржанья его коня.
Приехал узнать я из первых рук,
Где сейчас Гэсэр, мой племянник и внук.

Алма-Мэргэн подняла на Саргала глаза:
— Уехал Гэсэр, а куда, не сказал,
Может быть, поехал он на охоту,
Или куда душа его захотела.
Не женская это забота,
Не женское это дело.—
Садится Саргал-Ноен на слоново-солового коня,
Круг объезжает протяженностью в два дня.
То заря восток разукрашивает,
То приходит тьма, как положено.
Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,
След Гэсэра найти не может.
Во второй раз садится Саргал на коня,
Круг объезжает протяженностью в четыре дня.
Небеса то звездами разукрашены,
То рассвет настает, как положено.
Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,
След Гэсэра найти не может.
По степной земле, по ханской дороге
Три дня он едет,
По лесной земле, по общей дороге
Шесть дней он едет.
Останавливается, дороги не зная,
Дальше лежит земля чужая.

Тут увидел он след копыта,
Вся земля глубоко изрыта.
Там, где были холмы и горы,
Оказались ямы и долы,
Где бугор был, там, смотришь, впадина,
Возгорелось тут сердце дядино.
За правую сторону повода он потянул,
По правому боку плеткой коня он стегнул,
Взвился конь на дыбы, полетел как птица,
Красная пыль за конем клубится.
Мчится конь, над землей расстилается,
Желтая пыль за конем поднимается.
От красной пыли на земле темно стало,
Желтая пыль небо запеленала.

Между тем,
Абай Гэсэр на гнедом коне
Остановился и баторам своим говорит:
— Это слышится мне или чудится мне,
За спиной у нас — стук копыт.
Вы не слышите разве сзади —
Шумно дышит Саргал — мой дядя?
Все назад вы оборотитесь
И в туманную даль вглядитесь.
Все что видно в дали туманной,
Доложите мне без обмана.—
Поглядели баторы назад
И Гэсэру так говорят:
— Конь слоново-соловый мчится,
Красно-желтая пыль клубится,
Небеса она застилает,
Нас Саргал-Ноен настигает.
Абай Гэсэр тотчас спешился,
У Гэсэра на сердце весело.
Из-под широкой ладони глядя,
С нетерпением ждет он дядю.
Вот догнал Саргал-Ноен внука,
Подает ему свою руку,
Его ласково обнимает,
На словах же горько пеняет:
— Вот что значит молодо-зелено,
Разве так заветами велено?
Уходя в пределы чужой земли,
Почему вы меня, старика, обошли?
Почему вы мне ничего не сказали,
Почему вы меня с собой не взяли?
Отвечает Гэсэр:
— Не ругай ты нас,
Мы идем выполнять твой же наказ.
В начале Хонин-Хото — восточной страны,
Мы источник бедствий найти должны.
В стране,
Где деревья с корнями выдернуты,
В стране,
Где все наизнанку вывернуто,
В стране холодной, в стране бесплодной,
В стране бестравной, в стране бесславной,
Где река под тремя преградами
Проскальзывает тремя водопадами,
В стране, где ветер, в стране, где тьма
Появился дьявол Гал-Нурман.
На спине у дьявола десять тысяч глаз,
На темени у дьявола — особенный глаз.
Этот глаз округл, этот глаз велик,
Изо рта торчит особенный клык.
Жар напускает он иссушающий,
Пожар напускает он пожирающий,
Болезни людей и скот косят,
Люди плачут и голосят.
Северные народы
Десятками тысяч гибнут.
Южные народы
Сотнями тысяч гибнут.
Должны мы людей защитить-спасти,
Чтоб могли они мирно свой скот пасти,
Чтоб могли они опять веселиться,
Чтоб смогли они опять расплодиться,
Корней дьявольских не бояться,
Красотой земли наслаждаться.
— Это правильно вы все делаете,—
Говорит Гэсэру Саргал-Ноен,—
Но почему же дядя с думами белыми
Оказался тобой стороной обойден?
— А затем я тебя не взял с собой,
А затем ты сейчас же вернись домой,
Что должен кто-то и дома жить,
Что должен дома порядок быть.
Вдруг болезни на людей или скот нападут,
Вдруг другие напасти нас найдут,
Вдруг враги подойдут, войной грозя,
На Хара-Зотана положиться нельзя.
Нет, должен кто-то за домом смотреть,
Должен огонь в очагах гореть,
К тому я веду всю эту речь,
Что должен ты вернуться, чтоб дом беречь.
А чтоб знал ты, где я и что я делаю,
Отдаю я тебе рубашку нательную,
Рубашку шелковую, рубашку белую,
Не снимай ее и в постели ты.
Если буду я стрелой поражен,
Если буду я врагом побежден,
Рубашка белая эта тотчас
Почернеет вся, превратится в клочья.
Если же буду я врага побеждать,
То не надо ее ни мыть, ни стирать.
Если я врага в бою одолею,
Станет она еще белее.