Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

В нашем «дневнике» пора ставить точку. Г-н де Куланж и м-ль Мартель уже собираются в обратный путь; я же думаю тронуться завтра поутру. Намеревалась было с ними, но г-жа де Пюисье любезно взяла на себя труд уговорить г-на де Мирпуа на ратификацию [136] Попытка г-жи де Пюисье не увенчается успехом. . Она исполнена желания горы свернуть, прислала мне письмо и просит быть у нее завтра после обеда с кем-нибудь из Гриньянов или с аббатом де Куланжем. Мне непременно нужно туда поспеть. Что до событий дня нынешнего, то, по моим наблюдениям, г-н де Куланж имеет намерение поведать Вам о них лично. Нежно и тысячекратно Вас целую, прежде чем уступить ему перо.

Вам смешно, но я и вправду вечно что-нибудь забываю. Вот, к примеру, забыла, что г-н Давонно от Вашего имени просил адрес г-на д’Аквиля; в моей последней записочке [137] Ироничное высказывание о предыдущем письме, связанное с ритмичностью доставки корреспонденции. Дело в том, что письма, написанные по пятницам, всегда были вполовину короче писем, написанных по средам, где маркиза отвечала сразу на два полученных к тому времени письма дочери. на это, конечно же, не хватило места. Это на улице Вилледо, а пока, моя милая, не стоит мне слать писем для передачи. Боюсь, что я получу их уже в Бретани. А в другое время это такая радость, и было бы нехорошо с Вашей стороны лишить меня ее. Я также написала шевалье, приложив Ваше последнее письмо.

Пришло время доложить Вам о нашем разлюбезном Мирпуа. Итак, г-жа де Пюисье всерьез озаботилась этим делом. В субботу утром я вернулась из Ливри. Сразу после обеда отправилась к ней; увидела, что она вне себя от злости на г-на Мирпуа, у которого, говоря по совести, нет никакого резона противиться ратификации, если не считать того, что он самый бесчестный человек во всей Франции: мелкая душонка, взбалмошный, извращенный ум, он труслив и злопамятен, панически страшится делать людям добро и упивается возможностью довести до отчаяния всех, кто имел неосторожность связаться с ним. Ему нашептали, что имущества г-на де Белльевра достанет, чтобы погасить долги, и что если кто-то разоряется, то вступает в силу шестилетний срок давности [138] Без удовлетворения в этом случае оказались бы все те, кто не заявил о своих долговых претензиях в течение предшествующих шести лет. А так как претензии Мирпуа были зафиксированы в брачном свидетельстве сестры его супруги, второй жены графа де Гриньяна, еще в 1666 г., то он полагал, что ему опасаться нечего. ; ни о чем другом он теперь и слышать не желает. Толкует о каких-то расторжительных письмах; но ведь это безобразие распространяется лишь на убогих да малолетних. Мне-то понятно, что это как раз его случай, но судьи, по счастью, подходят к подобным ситуациям с подобающей серьезностью и вряд ли поверят в его неосведомленность [139] Расторжительные письма, практика которых существовала вплоть до Великой Французской революции, предоставляли судьям право в случае обращения одной из сторон пересматривать, а при необходимости и отменять ранее принятые в ее отношении правовые акты, если будут доказаны несовершеннолетие или умственная неполноценность этой стороны. . Он намеренно старается свести в могилу и г-на де Белльевра, и г-жу дю Пюи-дю-Фу, которые накануне на коленях умоляли оставить в покое г-на де Гриньяна, а все свое жестокосердие, если ему так хочется, перенести на них одних. Как и пристало варвару, он даже не подумал поднять их с колен и не удостоил ни единым словом. Они буквально кипят от негодования и полны решимости как можно скорее покончить с этим делом, ибо отлично понимают, что мы оказались втянутыми в него по причине их нерасторопности и нашего безграничного к ним расположения. Г-жа де Пюисье не оставляет попыток вразумить этого мужлана, а Бандей [140] Бандей, поверенный Мирпуа, с которым маркиза была хорошо знакома. , с которым мы видимся ежедневно, заверяет меня, что ратификация лишь вопрос времени, и де Белльевру просто выгодно выставлять себя жертвой, и что на исповеди у господина коадъютора он вроде бы каялся в чем-то, а в чем, сказать не захотел, зато обронил, что спешить не собирается, ну а стало быть, не стоит и мне. Все, что говорит и вытворяет этот Мирпуа, прямо хоть сейчас в комедию, но коль скоро сюжет этот омерзителен, а Мольера, который смог бы сотворить из него чудо, увы, больше нет на свете, то я воздержусь от дальнейших комментариев. Дело это сводится к тому, что либо г-жа де Пюисье и Бандей в течение ближайшей недели с ним покончат, стало быть согласятся на ратификацию, либо придется судиться [141] Окончательное решение по этому делу в пользу графа де Гриньяна будет принято лишь в 1677 г. в результате многочисленных судебных разбирательств. . В обоих случаях мне надо ехать и с помощью нашего аббата попытаться навести порядок в делах, до которых за последние четыре с половиной года попросту не доходили руки; впрочем, можете не сомневаться: дальнейшие наши планы будут целиком зависеть от обстоятельств этого дела, ибо оно задело нас за живое.

Скандальная распродажа имущества г-на де Белльевра произвела в Париже такую сумятицу, так расстроила денежное обращение, что все в ужасе; будто небо вот-вот обрушится на землю. Г-жа де Лаварден уже две недели пытается раздобыть пятнадцать тысяч франков, чтобы окончательно расплатиться за землю (заметьте, даже для этого!), и не может. В ответ только: «Сударыня… г-н де Белльевр!..» — и ни гроша.

Кстати, о маркизе, она отправила Вам полный отчет и приложила к нему записочку. Она в Вас души не чает. Не тяните с ответом, что, впрочем, не в Ваших правилах. Писать ей надо на улицу Сен-Пэр, в предместье Сен-Жермен; она съезжает с одного места, а мы с д’Аруисом — с другого. Куда Вам впредь адресовать письма, я сообщу позже. Судейские вакации многим дали возможность выехать за город. Двор перебрался в Фонтенбло. При одном упоминании о нем меня бросает в дрожь, но они-то едут туда повеселиться [142] Когда дочь в последний раз уезжала из Парижа, маркиза проводила ее до Фонтенбло. . Дай Бог, чтобы на наши головы в ближайшее время ничего не свалилось! Трир активно отбивается; объявись пуля, коей суждено сразить маршала де Креки, она отыскала бы его с легкостью, ибо отчаяние толкает его в самое пекло.

Господин Принц прибыл к войскам в Германии. Проезжая по нашим местам, он сказал одному человеку: «Мне бы пару часов потолковать с тенью г-на де Тюренна, чтобы проникнуть в его замыслы, понять ход мыслей и намерений относительно этих мест, выспросить про художественную манеру этого Монтекукули». Услышав в ответ: «Сударь, Вы исполнены силы; Господь да хранит Вас из любви к Вам и к родной Франции!», он лишь пожал плечами.