Александр Лавров - Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Как бы то ни было, для меня выяснилось одно: теперь в мистическом отношении полоса затишья . « Летописи Мира », закрыв бюро, открытое ежегодно в неизвестные нам сроки, отправились пить чай, чем я и воспользовался: теперь читаю Вундта [1264]. Что за превосходный ученый и остроумный, глубокомысленный философ. Глубокомыслие это, конечно, совершенно иного свойства, нежели кантовское, но я и не предъявляю к Вундту специально гносеологических требований. Все достоинство его труда (« Система философии » [1265]) заключается в философской обработке научного материала и в беспристрастных распространениях [1266]в области логической физико-химических, психологических, физиологических и математических данных. Это своего рода « метапозитивизм », т. е. продолжение пунктиром тех линий, которые ведет научно-позитивное миропонимание. И что же: выясняются принципы совершенно идеалистические из последовательного проведения позитивистических тенденций. Вундт метафизик, критицист, идеалист на гигантском фундаменте точных наук. Я не разделяю его веры в возможность научным путем разрешить или только приблизить разрешение вечных вопросов , но мне дорога эта честная объективность. При полном отсутствии внутреннего опыта или религии говорить извне о религиях или внутреннем опыте чрезвычайно трудно в желательном для этих дисциплин направлении. Между тем Вундт, опираясь только на чуждые идеализму методы, в корне все же идеалист. Громадной важности его признание о невозможности считать эквивалентными истолкование психических процессов в физиологических терминах и обратно, а также слова о необходимости разделения между внутренним и внешним опытом. Ведь Вундт – величайший авторитет по физиологии, и слова его, направленные к умалению психофизиологического понимания души , ценны, как бриллианты.

Для меня все более и более выясняется необходимость теургического отношения к религии, ибо это есть единственное отношение, при котором религия возможна независимо от критицизма и науки. В сущности теургия это музыкально-понимаемая религия или культ внутренней музыки – ее законы, выражающиеся в формулах (символах). Здесь переживание мое , которое Кантом и его школой превращалось в призрак указанием на призрачность методов, заставляющих меня рассматривать это переживание , как призрак, – где оно восстановляется в своих правах. Оно – единственная реальность , ибо внутренний опыт, говорящий о нем, опирается на волю, а воля по Шопенгауэру и Вундту (тот и другой утверждают волю как мое « Я » с совершенно разных граней) есть единственно не формальное (а следовательно, субстанциональное) начало. Так то все то, что о воле музыкально, существенно, а выражение этого музыкального в пространственно-временном символично . Система символов, стало быть, есть теория существенности . Такая система непроизвольно религиозна. Религия же, понимаемая <���ка>к связь воедину, есть « соопьянение », само– и со-гипноз : переживание Петра + Ивана + и т. д. = одному. Так что религия есть всегда миф (а миф – всегда музыкален), но основания мифотворчества реальны и существенны . Религия – это самогипноз. Но понятие о самогипнозе мы почерпаем из науки о душе: эмпирической психологии. Эмпирическая же психология по Джемсу, Гербарту, Вундту должна свои результаты перенести в область метафизики. Она должна иметь рациональные основания. Но невозможность рациональной психологии доказана Кантом. И поэтому наука о переживаниях должна только констатировать переживания, ни к чему их не сводя; идеально же констатировать переживание я могу, явив его, как оно есть, т. е. заражая им . Отсюда символ, система символов, которые, выражая ступени объективации переживаний, ведут к тому, что образ « мира сего » преходит [1267]. «Мир сей» минус пыль = Миру Божьему. Мирское становится мировым. Сограждане – мирогражданами. Миролюбие становится мiролюбием. Мiролюбие же необходимо связано с мiроустроением, мiротворчеством. Мiролюбие и мiрогражданство есть основание христианства. Христианство же есть по существу Богосыновство (« Царствие Божие внутри вас » [1268]). Нет чувства богосыновства, значит мое « Я », которое есть « стекло + пыль », до того наполнено пылью, что пыль есть мое « Я ». Тогда исторический конец есть гибель и вечное осуждение (ибо что такое пыль?). Если же во мне больше « стекла », соделанием, сотворением Мира , я протираю стекло и постепенно чувство конца выражается ростом безвременности, ростом сладости (2-ая тема Ник<���олая> Карлов<���ича> [1269]): « мир сей » минус пыль = мир иной. И смерти нет, ибо ощущение смерти есть ощущение мною стирания с меня (стекла) меня же (пыли). При постепенном протирании пыль понемногу всегда стирается (а я всю жизнь умираю, воскресая) – и я бессмертен : идеал: не заметить физически (ощущением) исторической кончины, перейдя незаметно черту и неразрывно продолжая в « здесь » « там » и « там » « здесь ».

« И видел я как бы стеклянное море („ мир сей “, претворенный в Мир Божий), смешанное с огнем (с Богом, ибо „ Он есть огнь поедающий “… [1270] пыль ), и победившие (мировые, а не мирские) зверя (серость) и образ его (пыль) и начертание его (Павел Федорович Смердяков [1271], студент химик-позитивист не до конца) и число имени его ( бесконечность дурная, потенциальная, а не актуальная, бесконечная делимость материи, бесконечная протяженность времени и пространства, « 777 » (т. е. трижды (3 есть символ) 7 (священное число)), только испорченное некоторым приближением к нему: 666 [1272]) стоят на этом стеклянном море (мире), держа гусли Божии (т. е. будучи музыкальными творцами мира: миротворцами, чудотворцами, теургами)» (Откровение. Гл. 15, ст. 2).

Мир возможен только в Мiре Божием и во имя Мiра , а не обратно (нравственная проблема, вопрос о ницшеанстве христианства): обратно: мир, худой – лучше уж « добрая ссора »: в ссоре хоть движение , хоть возможность устранением одной из борющихся сторон мира в Мiре. А худой мир: безнадежность без исхода (нравственнизирование христианства: христианство для нравственности). Ведь Христос говорил о мире в Мiре , о мире, который был ниспослан после « доброй ссоры ». « Блаженны миротворцы, ибо они Сыновьями Божиими нарекутся » [1273], если только они и мiро -творцы, теурги. Нравственные « миротворики » никуда кроме «гуся с капустой» и « сна после обеда » (см. «Три сестры» Чехова) [1274]не приведут.