Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

Братушки! В этом слове — море любви и сердечного признания освободителям!

В сентябре 1958-го исполнилось сорок лет, как в Гагово родилась коммунистическая ячейка, и четырнадцать лет, как победила народная власть.

— В прежние времена, — говорит Георгий Георгиев, — четырнадцать лет легли бы на крестьянскую спину, как тяжелый камень… Состарилась и упала в борозде лошадь, беззубая корова стала давать молока меньше овечьей меры, стропила прогнили, прогнулась черепичная крыша, подросла старшая дочка: выдавать пора… На все нужны деньги. А где их возьмешь, когда прикупить хлеба не на что? Так было. Другое дело — последние четырнадцать лет. Они расправили сгорбленную спину крестьянина. Я лично считаю, что ты, бай Иване, даже помолодел!..

— И хозяйство, погляди, справное у него, — перебил председателя седовласый сверстник хозяина, двоюродный брат погибшего партизана Петко Генова. — Двухэтажный дом, как с картинки снятый, надворные постройки добрые, мебель городская, ковры — персам позавидовать, закрома золотого жита!..

— Все нажито честным трудом, — солидно расправляя усы, проговорил хозяин. — Трудодень в нашем кооперативе вроде устойчивой золотой валюты. А сколько он стоит, это можно вычислить по моему имуществу. Каждый кирпич в доме — частица трудодня. Впрочем, обо мне разговор только потому, что я сегодня именинник. А ежели оглядеться, то каждый хозяин имеет то же самое. Конечно, не у всех двухэтажные дома. Но тут уж дело во вкусе, а не в средствах. Я за свою жизнь намучился в тесных карцерах темниц и поэтому, может быть, люблю, чтобы больше было простора и света!

Уже летом сорок пятого года крестьяне села Гагово объединились в трудовое кооперативно-земледельческое хозяйство. Организаторами его были старые коммунисты и одним из первых — Иван Великов. В память Стефана Писарева, который всегда говорил, что кооперативное движение — единственно правильный путь крестьянина, они назвали свое хозяйство его именем.

— Помню, как наш учитель в сентябрьские дни двадцать третьего года на площади призывал народ к вооруженному восстанию!.. Он звал нас на бой за лучшее будущее, за счастье всего народа без нищих и господ!.. Мечты у него были орлиного полета. Многие хотя и уважали его как отца, но про себя думали: сказки рассказывает, такого, наверное, и в раю не бывает!..

Извечно болгарский крестьянин жил в нужде. С каждым годом все меньше родили истощенные поля. Но вот на землю дедов пришли машины. Агрономы сказали свое слово. Хорошо обработанные и обильно удобренные поля восстановили плодородие. Ныне кооператив собирает по 200 килограммов пшеницы с декара, по 375 — ячменя… Золотые ордена труда горят на груди председателя Георгия Георгиева, бригадира Ильи Занкова, колхозников Стояна Маринова, Мустафы Юсеинова. Мечта учителя стала явью в кооперативе его имени.

…Из-за балкан поднялась зеленая луна. В прозрачной дымке обозначились красивые строения нового Гагово. С гор дохнуло легкой прохладой. Хозяин, вслушавшись в приглушенный тон радиоприемника, встал и повернул усилитель. Хор мужских голосов пел боевую партизанскую песню «Хей, Балкан, ти роден наш…». Чарующий гайдуцкий мотив брал за душу. Сначала тихо, потом громче и, наконец, во всю грудь стали подтягивать свою родную песню, спутницу трудных партизанских лет, жестоких сражений, люди за именинным столом, побратимы в борьбе и в труде!

1957 г.

Для полноты впечатлений мало пересечь страну вдоль и поперек на поезде, автомашине или пешим ходом; надо окинуть ее взглядом с высоты птичьего полета, с позиции «третьего измерения». В наш век стальных чудо-птиц человеку трудно отказать себе в таком удовольствии, а журналисту — просто-таки невозможно. Чем выше поднимаешься, тем шире раздвигается горизонт. А какое захватывающее чувство — видеть дальше!..

Вы летите над Болгарией, и земля стелется живописным пестроцветным ковром. В зависимости от времени года долины и горы меняют свои краски: блекнут осенью, обновляются весной, чаруют неповторимыми гаммами зимой и летом. Но есть на этом ковре один постоянный и, пожалуй, самый яркий цвет — киновари. То черепичные крыши.

Под черепичными крышами, куда ни глянь, живут люди. Кто они, потомки праславян, перевалившие тринадцать веков назад Балканы, как они трудятся и радуются, как строят новую жизнь, какие думы думают и какие песни поют?.. Все хочется узнать, увидеть своими глазами. А для этого нужно спуститься на землю… Впрочем, большая стрелка альтиметра дрогнула и пошла по кругу. Самолет, ложась на левое крыло, делает вираж и быстро сбивает высоту над Софийской котловиной. Внизу — зеленый разлив парков, бульваров, скверов, причудливая мозаика кварталов, в которой преобладает, затемняя другие краски, цвет киновари.

И вот вы уже мчитесь «навстречу Болгарии» по старому царьградскому тракту — замечательной автомагистрали, сворачиваете на окольные асфальтированные дороги, взбираетесь по шоссейным спиралям к горным перевалам. Чем дальше путь, тем больше минуете городов и селений. Они, как люди, старше и моложе, меньше или больше, похожи и не похожи друг на друга. Но всюду и дворцовые палаты и крестьянские жилища — под черепицей.

Если это — ваше первое путешествие по стране, вы многие села примете за городки. Последующие поездки не сгладят этого впечатления, а, напротив, закрепят его. Хотя знание административной карты страны скоро позволит вам реже впадать в заблуждение.

Болгарское село не было таким прежде. Оно преобразилось и преображается в годы народной власти.

Все познается в сравнении. Вы не найдете теперь в Болгарии села, сохранившего свой прежний, дореволюционный облик. Однако вам все же предоставляется возможность предпринять «путешествие в прошлое». Зайдите в Национальную художественную галерею, размещенную в бывшей резиденции царя, и вы найдете картину старого болгарского села… Да, это она. Сухие мазки приковали ваш взор, вы забыли обо всем, что вас окружает, и словно бы на «машине времени» перенеслись через бездонную пропасть лет в мир минувшего.

…Сутолока, табор домов и сараев. У центральной площади, возле корчмы и церкви, занимают место дома побогаче — кирпичные, под черепичной крышей. За их широкими «спинами» — строеньица, видом неприглядней и «статью» помельче, а на околице сгорбились саманные хижины и халупы, крытые каменными плитами или вовсе без «шапок». Точь-в-точь как на сельской сходке того времени: кто с мошною и пузом — в первом ряду, за ними — вторая по зажиточности категория и, наконец, за кругом, на отшибе, — голытьба.

Но ведь «бездонная пропасть» — это всего лишь полтора-два десятилетия. Трудно и радостно поверить!