Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

«Он спросил мое имя. Услышав фамилию с окончанием на „ов“, пробормотал:

— Русский?

— Нет, я болгарин!

— ?!

— Болгарин я, из Болгарии!

— ??!!

— Бал-ге-ри-ен, — проскандировал я уже с досадой, ибо меня начало сердить невнимание этого американца. — Глухой, что ли? — Балгериен!

— А!.. Из Венгрии? — поправил он меня.

— Какая тебе Венгрия! Болгария, на Балканском полуострове!..

Я смекнул, что, может быть, плохо выговариваю на их языке название нашего княжества, и потому достал, и развернул перед ним карту Европы, ткнул пальцем в то место, где обозначена София.

— О, да! Турция! Ол райт!

— Нет, господин, — запротестовал я. Но он и слышать не хочет, пишет меня за турка…»

А теперь… Передо мной лежит несколько иностранных журналов, среди которых один на языке нью-йоркского чиновника. Этот самый журнал признает замечательные успехи народной республики в развитии отечественной индустрии. И хотя сквозь зубы, поневоле, но он восторгается «исключительными достижениями болгарских кораблестроителей».

Историки, будучи жрецами точной науки, изучающими всякое явление с зародыша и всякое течение с истока, говоря о дне рождения болгарского кораблестроения, называют 1907 год.

Действительно, в ту пору на варненской пристани была создана первая мастерская по судоремонту. Техническое оборудование этого предприятия состояло из одной кузнечной печи с ручным мехом, набора молотков, зубил и щипцов. Починить рыбацкую шаланду или корыто для стирки белья тут могли, что же касается более сложной работы, — не брались.

После первой мировой войны в штат мастерской был зачислен корабельный инженер. По соседству с кузницей хозяин выстроил для него дощатый сарайчик — помещение менее приглядное, чем те времянки, в которых, по описаниям авторов приключенческих романов, жили на необитаемых островах моряки, потерпевшие кораблекрушение. Сарайчика этого сейчас на берегу Черного моря нет. Однако фотография его сохранилась и висит среди экспонатов древностей в музее Варненского судостроительного завода с подписью «Первое помещение нашего КБ» (конструкторского бюро).

История не прошла мимо сарайчика. В недрах КБ, штат которого состоял из одного инженера и двух чертежников, родился проект пассажирского моторного катера, предназначавшегося для прибрежного плавания. Мастера, имевшие под руками допотопный инструмент, чтобы осуществить этот проект, должны были обладать талантом легендарного тульского Левши и таким же чувством национальной гордости. В 1935 году суденышко спустили на воду. Его испытали в шторм, и оно выдержало.

Хозяин мастерской назначил по этому поводу торжество и пригласил на него царя Бориса, проводившего свое время в фамильном дворце на золотых песках Черноморья.

В отпрыске кобургской династии заговорила кровь. Бросив с берега беглый взгляд на судно, царь назидательно изрек:

— Не вижу надобности, чтобы Болгария строила свои плохие корабли, когда она может покупать отличные в Германии — отечестве техники. Да будет вам известно, что именно немцы изобрели обезьяну!..

В тот день рабочие корабельной мастерской окрестили первое болгарское суденышко именем варненского мыса «Галата», а последнего болгарского царя — прозвищем «кобургский щенок», с которым он дожил земные дни и отошел к предкам, бесславно завершив царствие своей собачьей династии.

«Галата» дала болгарским кораблестроителям крылья. Но крыльям этим было суждено опериться, окрепнуть и размахнуться десятилетие спустя, когда в стране победила народная власть.

Орлиные крылья, орлиный размах и взлет!

…Вдоль изогнутого дугою пологого берега Варненского залива протянулись на многие километры верфи кораблестроительного завода имени Георгия Димитрова. Взметнули ввысь слоновые хоботы и жирафьи шеи портальные, консольные и гусеничные краны. На стройплощадках, на стапелях идет монтаж стальных корпусов. Над заливом раскатывается, будто шквал разъяренного моря, грохот молотов, гуд моторов, треск электросварочных аппаратов, гул электровозов, что снуют между огромными ангарами цехов, как игрушечные. Денно и нощно не смолкает богатырский голос стройки.

В неутомимом труде людей и динамике машин рождаются из листов стали секции, из секций — каркасы грузовых и пассажирских пароходов, танкеров, барж, брандвахт… Вот стальной корпус готов. По старому морскому обычаю мастер в присутствии строителей разбивает о нос судна бутылку шампанского — на счастье! Корпус спускается по стапелям на море. Вот он взбурлил тихую гладь бухты, покачнулся — раз, другой, третий — и застыл, как впаянный в воду. И тут ликующее «ура» сотен людей на несколько секунд заглушает шумную металлическую симфонию машин и механизмов.

Наступает очередь токарей, плотников, краснодеревщиков. Они ставят «надстройку», монтируют деревянную часть.

Судно вскоре приобретает свой окончательный облик, существовавший до сих пор на чертежах. Теперь в его тело вставляется сердце, дающее жизнь и могучую, неутомимую силу, которая одолевает долгие мили и выходит победительницей в единоборстве с бурями и штормами, — монтируется двигатель.

На верфях Варны и в ее самом крупном на Балканах сухом доке одновременно строятся и ремонтируются десятки судов. Восемьдесят процентов объема производства судоверфи приходится на строительство. Завод выпускает суда самых различных серий: речные, озерные и морские баржи, самоходные и буксирные — грузоподъемностью от 1 000 до 4 000 тонн, товарные самоходные суда грузоподъемностью от 150 до 3 200 тонн, четырехтысячетонные танкеры, двухсотпятидесятиместные морские пассажирские пароходы, железобетонные брандвахты или плавающие гостиницы, железобетонные буксирные рыбозаводы и ремонтные мастерские.

Попав на территорию завода, я последовал благому совету товарищей из морского регистра — «начинать изучение его анатомии с головного мозга».

Головным мозгом, или техническим умом, образно именуется конструкторское бюро. Тут вынашиваются и рождаются идеи, производятся точнейшие расчеты и на основе их создаются проекты будущих судов. В просторном, полном света и воздуха двухэтажном здании конструкторского бюро сидят, склонившись над чертежами, кальками и бесконечными колонками цифр и формул, 170 человек.

Первый встречный, к которому я обратился, узнав во мне русского, сказал:

— Вам, очевидно, будет интересно познакомиться с ленинградцами. Они все и расскажут, и покажут, и объяснят. Зайдите к Атанасу Иорданову. Это наш ведущий инженер и секретарь партийного бюро!..

Не успел я раскрыть рта, чтобы спросить о происхождении ленинградцев на кораблестроительном заводе, как мы оказались лицом к лицу с одним из них. По виду и природе своей он представлял типичного болгарина: коренастый, свитый из мускулов человек выше среднего роста, с покатыми атлетическими плечами, с добродушными карими глазами под колосьями бровей на широкоскулом бронзовом лице и теми непередаваемыми чертами, которые позволяют безошибочно определить его национальную принадлежность за милю… Однако говорил он действительно на чистейшем русском языке с ленинградским «нюансом».