Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

— Понимать-то я понимаю, хотя своей собственной лошади отродясь не имел, — с ноткою грусти закончил старик.

Примирительный тон Божана охладил полемический задор коневода.

— У меня до кооперативной жизни поросенка своего не водилось. Был гол, как сокол. По целым месяцам, кроме фасоли, ничего на столе не видели. Зато теперь добра полон двор. За истекший год, доложу вам, я с женой и двумя ребятишками заколол двух свиней по полтора центнера каждая, восемь десятков куриц и полтора десятка индеек!

— Насколько мне известно, — перебил брата Жоро, — другие кооперативные семьи не меньше тебя мяса скушали!

— Нынешний год еще посытней будет, — резюмировал бай Божан. — Возьмите, к примеру, наше семейство. Я да зять с дочерью заработали тысячу двести семьдесят трудодней. Получили семь тысяч левов чистыми деньгами, пять с половиной тонн зерна, два центнера фасоли, шестьдесят четыре килограмма сахара, столько же сыру, тонну подсолнечника и кое-что прочее. А ведь спервоначалу, откровенно признаюсь, не было веры в кооператив, сильное колебание я имел. В первую кооперативную весну в фонд общественных семян озадки подсунул. На теперешнем этапе, конечно, сознательный стал!

— Все наши личные достатки от общественного богатства идут, — сказал Борис Желязков. — Два с половиной миллиона денежного дохода получили. А через пару лет по всем расчетам четыре будет. Нынче трудодень, если натуру перевести в денежное выражение, равняется восемнадцати левам. Полновесный трудодень! А скоро и за двадцать левов перевалим. Наше богатство в наших руках!

Долго еще масларевские крестьяне вели разговоры о кооперативной жизни, о своих заботах, думах и планах. Вспомнили с грустью, как первую весну скот под навесы ставили… Сараев в кооперативе не было. А теперь за околицей целый животноводческий городок вырос — полсотни ферм, и все из кирпича, под черепицей. От старого села осталось одно название. За четыре года 400 из 450 семейств кооператоров построили себе новые благоустроенные дома.

Расходились в полночь, досказывая недоговоренное по дороге, останавливаясь на свету электрических фонарей. Бай Божан, задержав у своих ворот под руку инструктора околийского комитета, говорил ему задумчиво:

— А помнишь, Жоро, как в Лясковец вместе на «людской рынок» ходили? Да!.. Было, да быльем поросло. Очень правильная она, наша народная власть!

Минуло еще четыре весны. Старые постарели, молодые возмужали, а черноволосые мальчуганы, гонявшие, кажется, еще вчера голубей, работают звеньевыми в поле, бригадирами на фермах. Но старики на пенсию уходить не собираются. Хотя пенсия в кооперативе хорошая.

— Силенки пока в потребиловке не покупать! — выпячивая колесом грудь, полушутя, полусерьезно похваляется бай Божан. — В наше время, доложу вам, человек стареет куда медленней, чем в бытность отцов и дедов! А почему?!.

— Ну, дядо Божан опять в прошлое окунается, — подмигивает молодым смуглый юноша в спецовке механизатора по имени Никола.

— Дядо Божан! — окликает рассказчика другой недавний «голубятник». — Ты бы мемуары написал. У тебя талант пропадает!

— Так-то оно, бай Божан! Дедушкой тебя уже величает племя молодое, — сочувственно качает головою Жоро Атанасов.

— А что ж? Я им и прихожусь дедом, ежели судить по арифметике годов. Да и неплохо иметь таких внуков. Гляди: один к одному, юнаки-ребята! [38] Юнак — молодец, храбрец; герой; богатырь.

— На кооперативных харчах вымахали!

— И грамоте и труду обучены. Однако изрядный недостаток в их психологии имеется: к прошлому мало интереса питают. Зачнешь им байку про житое-пережитое, — вроде бы как подсмеиваются над тобою в черный ус, чертенята, простите меня за такое выражение!

— Что им прошлое, когда они в будущее глядят! — умиротворяет расходившегося вдруг старика Жоро Атанасов. — А коли и поскалят иногда зубы, то и мы такими были. Закон природы! Авторитет твой в их глазах и сердцах от этого не уменьшается!

Разговор происходит в логу, поперек которого легла долгая, похожая на усеченную пирамиду земляная плотина, одетая с внутренней стороны в бетон, с внешней — в камень. В логу, выше плотины, работает бульдозер. Лопатою, подобною огромному резцу, он снимает с откоса пласт за пластом, словно стружку, расширяя и углубляя чашу будущего язовира. Народу в низине тьма-тьмущая. Все Масларево вышло на воскресник с лопатами и кирками. Одни копают, другие грузят землю на прицепы легких тягачей, которые отвозят ее на бугор.

Молодежная бригада, осилив до обеда дневную норму, устроила перекур. Курящих немного, но таким словом повелось называть перерыв. Собрались кружком на полянке, «запруженной» мотоциклетами и велосипедами. Хотя от стройки до села подать рукою, владельцы транспорта, в большинстве молодые люди, не могли отказаться от удовольствия промчаться с ветерком в свежее весеннее утро. К тому же комитет комсомола решил: под вечер, после окончания воскресника, устроить мотоциклетные состязания. Участвовать в них будет больше ста кооператоров. Мотоциклетный парк Масларево перевалил на вторую сотню. Кое-кто пересел уже на четыре колеса — завел себе «Москвича». Но, как определил Жоро Атанасов, «„Москвичи“ — только первые ласточки, а нынешнюю весну „делают“ мотоциклеты».

— А разве мы с тобою, Жоро, не заслужили этого авторитета? — говорит прочувствованно бай Божан. — И за народную власть боролись и кооператив строили! Как же нас не уважать?!

Никто об озадках баю Божану не напоминает: дело прошлое.

— Партии принадлежит этот авторитет, старина!

— Но партия — это люди, сынок, коммунисты!

— Что правильно, то правильно, — поддержал Божана юноша в спецовке механизатора. И его посерьезневший взгляд остановился на Жоро Атанасове, словно продолжая недосказанное: «О тебе речь, коммунист!»

…Насколько юноша помнит, нивы в селе всегда были широкими. Понятие «голодовка» для него весьма туманно, и почерпнуто оно из книг и рассказов родителей. Ему доводилось смотреть фильм, в котором брат убивает брата из-за клочка земли. Трудно верится молодому кооператору в реальность этого факта. Такое случалось, очевидно, давным-давно, тысячи лет назад, когда человек… Нет, он знает историю, изучал политэкономию, ему известны процессы, происходящие в обществе и в атоме вещества. Были и тесные межи, и голодовки, и братоубийства при переделах… И если сейчас люди живут совершенно по-другому и если ему верится с трудом в то, что было всего полтора десятилетия назад, то значит сила изменившая в корне всю жизнь, поистине могуча. Велика и могуча партия, а ее сыны в глазах юноши — богатыри, которым все по плечу — любые трудности и планы, мудрецы, которые все знают и видят далеко вперед.