Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

Тодор мечтал стать моряком. Он грезил повторить подвиги, которые совершили герои броненосца «Потемкин» и крейсера «Аврора».

Море любил Тодор страстно. Долгими часами, завороженный, отдавался он очарованию свободной стихии, стараясь запечатлеть в душе бесконечную гамму музыки и красок моря в летний штиль и в осенние штормы. Море было для него воплощением силы и добра. Порою Тодор верил, что оно, бушующее и гневное, выйдет из своих берегов, перехлестнет через Балканский хребет и могучей волною сметет с родной болгарской земли всю нечисть и все горе, и тогда на горах и в долинах начнется новая жизнь, такая, о которой он слышал от отца, такая, как там, за дальней чертою моря, откуда восходит солнце, — в России!

Он хотел бы запечатлеть море красками на полотне, сложить о нем величественный гимн. Ни кистью живописца, ни пером поэта Тодор не владел. Но зато он получил в дар от природы, унаследовав от матери, замечательный голос. И он пел. Пел в унисон могучей симфонии моря. Он пел о гайдуках, сражающихся за свободу порабощенного отечества, о зеленых лесах и неприступных горах, где в поднебесье горят их костры. Его сценой был утес, с которого открывались море и порт. Мать, сидя на крылечке, с упоением слушала сына, тихо подпевая ему.

В лачуге было сыро, темно и тесно. Все свободное время юноша проводил на море. Он плавал, как рыба, владел веслами, парусом, как птица крыльями.

…Шел октябрь сорок третьего года. У Варненского причала стояла большая немецкая баржа, груженная взрывчаткой.

Петко Ганев, товарищ отца по работе, встретившись с Тодором у пирса, поругал промозглую погоду, студеное море, но взволнованно сказал, что дела, в общем, идут хорошо: русские братушки наступают!

— Надо и нам переходить в наступление, — закончил он вполголоса.

— А как? — с жаром полюбопытствовал Тодор.

Петко улыбнулся в ус и многозначительно указал глазами в направлении баржи.

— Ты, Тодор, держишься на воде не хуже понтона. Баржа сильно охраняется. На лодке к ней не подойти. А вплавь, со стороны моря, да еще в шторм можно рискнуть. Вас будет пятеро. Путь в обход далекий. Адскую машинку замедленного действия придется тащить по очереди!..

Дома Тодор не обмолвился ни словом. Под вечер он сказал матери, что идет к другу и, возможно, заночует. Но когда, возвращаясь из порта, подошел в час ночи неслышным шагом к своему дому, дверь перед ним открылась сама. На пороге его встретил отец. Он чутко вслушивался в шквальный рев моря и полчаса назад явственно различил взрыв. Коста притянул сына, как в детстве, к себе, бережно уложил его на свою кровать, растер спиртом и, ничего не сказав, крепко поцеловал. Это был на памяти Тодора первый отцовский поцелуй.

Словно могучая морская волна, перевалила через Дунай и через Балканы Советская Армия-освободительница. С ее помощью восставший народ смел с лица земли фашистскую тиранию, грязь и нечисть.

Тодор успешно окончил гимназию и вскоре был принят на действительную службу — во флот. Начались годы воинской учебы, интересного и напряженного труда. Скоро Тодор Костов стал командиром катера. Он заботливо учил матросов науке владения машиной и оружием, искусству плавания в далеком море. Свободные же часы посвящал спевкам во флотском ансамбле.

На фестивале воинских ансамблей его голос услышал однажды дирижер Варненской оперы, лауреат Димитровской премии Иоско Иосифов. Он посоветовал молодому офицеру подумать о сцене. Тодор колебался. Служба на флоте была его мечтой… Но командир Костова капитан первого ранга Киров по-товарищески посоветовал:

— Моряк ты, Тодор, настоящий. Офицер тоже способный. Но у тебя же божья искра. Иди учиться в музыкальную школу. Будешь учиться и служить!..

Минуло еще четыре года. И вот широкоплечий, коренастый юноша — статью в отца, — чернокудрый, с открытыми карими глазами матери, поет на сцене Варненской оперы партию Каварадосси в «Тоске». Зрители-земляки вызывают дебютанта много раз. Отец, сидящий в ложе, довольно хмурится. Мать рядом плачет счастливыми слезами. А капитан первого ранга Киров братски обнимает Тодора.

— Вот ты и вышел в фарватер новой жизни. Правильный фарватер! Ну что ж, счастливого пути! Большому кораблю — большое плавание!..

«Большое плавание» Тодора Костова началось с поездки в Варшаву, на Всемирный фестиваль демократической молодежи.

Его сомнения тогда еще не улеглись, мучили душу. Он еще не «сжег трапа» к кораблю.

…Огни рампы резали глаза. Но Тодор, глядя в упор, видел лица людей, тысячи лиц разного цвета — белого, желтого, коричневого, бронзового, черного. Они доброжелательно смотрели на него, юноши и девушки пяти континентов земли, далекие и близкие. Слившийся воедино взор зала, казалось, его подбадривал: «Не робей!» Однако и другой, более ясный шепот достиг его чуткого уха. «Кто он?» — спросил девичий голос. «Кажется, болгарин», — ответил бархатный бас. «Фамилия?» «Представления не имею!» И ему страстно, по-мальчишески, захотелось, чтобы и девушка и бархатный бас, чтобы весь разноплеменный зал узнал, что он не «кажется», а действительно болгарин и что зовут его болгарским именем — Тодор Костов.

Зазвучали аккорды заключительного акта «Аиды» Джузеппе Верди. Тодор, нет не Тодор, а Радамес опускается живым в гробницу. Ошеломленный, он встречает на пороге смерти ту, из-за которой пожертвовал жизнью, миром и родиной пирамид, откуда доносится последний звук — грохот камня, закрывающего могилу. Радамес больше не видит мира. Тодор не видит зала, он с воодушевлением поет о вечной любви, дающей силу и счастье!..

Замер голос певца, растаял последний аккорд рояля. В зале не слышно дыхания. Стоит гранитное безмолвие. Оно сковало людей, кажется, длится целую вечность. Может быть, в этой торжественной тишине, до того, как разразиться буре оваций, Тодор окончательно понял, что он стал артистом. Жюри фестиваля присудило ему первую премию.

Он пел в Бухаресте и Женеве, в Праге и Братиславе, в Белграде и Брюсселе… А теперь поет в Варне, своем родном городе. Учеба и концерты отнимают много времени, которое хотелось бы провести с морем. Однако это не уменьшает его любви к морю. Труд прокладывает дорогу таланту к вершинам искусства. Тяжкий труд, но плодотворный и радостный. Предстоят годы учебы в Италии и Советском Союзе, куда посылает сына варненского грузчика народное правительство на государственные средства. Мастера двух лучших певческих школ мира — итальянской и русской, — тончайшие ювелиры, будут шлифовать грани его голоса. И он засверкает не только всеми цветами, но и переливами радуги.

Болгарин, певец, коммунист с волнением, как свои самые счастливые морские «рейсы», вспоминает гастроли в Ленинграде и Одессе.