Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

Революция сожгла в своем огне долговые кабальные векселя. Гюровы за многие годы свободно вздохнули. Народная власть призвала Делчо в ряды армии. Командиры — бывшие партизаны и политзаключенные — раздули в нем теплящуюся с детства страсть к знанию. И он сел за книги. После демобилизации снова пришлось взять в руки кельму. Восемь часов на стройке, потом заботы по дому: матери одной не управиться. И у него еще хватало сил и воли, чтобы учиться. Каждый день, точнее, каждую ночь… В два года он экстерном сдает экзамены за четыре класса гимназии и поступает в политехнический институт.

…Разыскал я наконец Делчо Гюрова на полигоне железобетонных блоков. Сбросив рубашку, он заливал в переплетенные стальной проволокой фермы серую кашу раствора. Меня привел сюда Тричко Любенов, секретарь партийной организации строительной производственной базы, трынчанин, земляк Гюрова.

— Что же это, ребята, получается? — обратился он с нарочитой серьезностью к бетонщикам. — Главного инженера на черной работе используете!.. Или в кадрах у вас недостаток?

— Хорошая бригада, бетонщики высшей квалификации. Поэтому я и поступил к ним рядовым, — ответил шуткою Гюров.

— На практику, значит! — И, повернувшись ко мне, Любенов тихо проговорил: — Ежели он видит, что не так или медленно делается, ему мало сказать или объяснить. Нет ведь, руки чешутся. Берется сам показывать, как нужно делать.

Вскоре к нам подошел Гюров. Облачившись в рубаху, он «преобразился» из бетонщика в главного инженера.

— Ты рассказал товарищу об этой бригаде? — спросил Гюров секретаря парторганизации.

— Нет еще, ты расскажи!

— Стройка наша большая, — начал Гюров, — не только для масштабов Болгарии. Люди это понимают. И они, прежде всего коммунисты и комсомольцы, хотят стать как бы вровень с величиною стройки, подняться над всеми планами и графиками. На прошлой неделе у нас было открытое партийное собрание. Двое вон тех юнаков-бригадиров, которые сейчас перекликаются, сигналят друг другу по-моряцки, Ангел Босилков и Георгий Минкин объявили, что вступают в соревнование и будут бороться за почетное звание бригад ударного комсомольского труда. Хлопцы взяли высокие обязательства. Их нужно поддержать, чтобы идея ударного труда восторжествовала на всей стройке. Вот я и показываю им некоторые тонкости профессии. Строительная производственная база в настоящее время — та точка, опершись на которую мы сможем поднять всю стройку!

Делчо Гюров свел брови, углубив морщинку на переносице.

— Не меньшая, а может быть, большая наша забота — механизаторы. Их скоро потребуются многие сотни. Ядро у нас есть, здоровое, крепкое. Ветераны строек второй пятилетки дают за смену по две нормы. Мы открыли школу по подготовке экскаваторщиков, бульдозеристов, шоферов. Механизатор станет главной фигурой стройки. Человек, овладевший всеми премудростями техники, решает успех. Там, среди механизаторов, надо теперь развивать движение ударного труда! Хотите со мной поехать к нашим «казакам стальной конницы»? Не пожалеете!

Гюров глянул на часы:

— Время-то как бежит!.. Как вода в нашей горной речке! Только поспевай. А ведь его нужно обгонять.

Обгонять время!.. Это метафора. Но как точно, как реально она отображает сущность нового времени, содержание социалистической эпохи, ее темп, ее не знающий пределов созидательный размах!

Старая Болгария не лила своего чугуна, не плавила своей стали.

— За годы народной власти моя родина шагнула из каменного в железный век!

Эти слова принадлежат тридцатичетырехлетнему инженеру, юношей сражавшемуся за народную власть, директору Кремиковского комбината Ангелу Запрянову.

…Вдали, на дымчатом фоне Балканского хребта, вырисовывались ажурные «шеи» экскаваторов с «головами»-ковшами, то поднимающимися, то опускающимися, — словно пасущиеся стада жирафов. Наша «Волга» шла по карнизу длинного и глубокого котлована, напоминающего канал.

Будто это люди рыли гигантскими машинами русло для огненной чугунной реки. Люди с огненными сердцами!

1960 г.

Гора Рила поднимается к небесам гигантскими ступенями. На одной из скалистых террас, в глубоком ущелье, пробитом бурлящим потоком Черного Искыра, приютилось село, носящее имя речки. В здешнем краю нет «удобной земли», чтобы посеять лукошко пшеницы. Поэтому мужское население издавна «делает хлеб топором и пилою», а женщины водят отары овец, прядут шерсть, квасят молоко, изготовляют брынзу, равной которой, наверное, на всей земле не сыскать.

За околицей села высится десятиметровая глыба гранита с четкими гранями и плоскостями, будто обтесанная и отполированная рукою человека. Горцы называют ее Дьявольским камнем. По древнему поверью, на тех местах, где ни дерево, ни былинка не могут пустить корни, где мху не за что уцепиться, живет дьявол.

На отвесной стене глыбы, обращенной к селу, под самым ее «карнизом», аршинными буквами написано: «Смерть фашизму!».

Минуя в канун Нового года Черный Искыр, я остановился на лесной просеке, неподалеку от Дьявольского камня. У самой дороги двое молодых здоровяков-дровосеков свежевали мачтовый ствол сосны. Поговорив с ними о том, о сем, я спросил, когда и кто написал на граните лозунг.

— История эта известная, — сказал русоволосый парнишка. — Но лучше, если вам расскажет о ней бай Иван.

Обернувшись в сторону бора, лесоруб сложил рупором ладони и прокричал, вернее, пропел звучным тенором по-тирольски:

— Э-э-э-эй, бри-и-га-ди-ир!

Дремучий бор, ущелья и скалы многократно повторили эхо.

Спустя десять минут я сидел на сваленной сосне рядом с чернявым, усатым богатырем, истинным сыном природы, каких, пожалуй, можно встретить только в горах. В нем было что-то былинное. И вышел он из лесу, легко играючи тяжелым топором на длинной рукояти, напоминающим старинное оружие — секиру.

— Вон там, — говорил богатырь раскатистым басом, протянув руку в направлении алмазной вершины Рилы, — под тем белым облачком, на седловине, что кажется отсюда не больше ласточкина гнезда, мы зарылись в землянках. Зима в долине была студеная, а на высоте двух тысяч пятисот метров над морским уровнем — почитай арктическая… О боевых операциях партизанам нечего было и думать. Снег лежал саженной толщей, по маковку кизилу. Полицаи обложили нас в несколько поясов, заняли все горные села и хижины. Отряд самых что ни на есть отпетых головорезов-фашистов разместился биваком в полутора километрах ниже партизанских землянок и преградил единственную тропу, которая связывала нас с миром!..

Взявшись за конец рукояти и чуть приподняв секиру, бай Иван с силою вогнал ее в ствол сосны.