Дмитрий Бавильский - Невозможность путешествий

Сказала, что любит дамские романы читать. Проще и быстрее. Только потом в памяти ничего не остается.

Ну, после Кафки точно останется.

Углубилась. Притихла, посапывает. Нравится, говорит.

(Расстояние 3177 км, общее время в пути 2 д. 16 ч 10 мин.)

Потому и не топят, что само разойдется. Разошлось. Летнее солнце, мы продвигаемся на юг к районам, граничащим с Узбекистаном, где, говорят, зимы не бывает.

Перрон, заваленный дынями, айвой, арбузами, яблоками. Состав затаривается фруктами. Покупают, не задумываясь, ведерко за сто тенге, пропитывая вагон праздничной свежестью. Из-под колес поезда вылезает девушка цыганистого вида с двумя ведерками.

— Берите яблоки или груши!

Сдержанно благодарю и отказываюсь.

— Я на вас обижаюсь, — говорит она. — Лезла к вам под поездом через пути, а вы меня разочаровываете.

Гордо разворачивается. На ее спине (белая мохеровая кофта) остались следы копоти, поездного исподнего.

Деревья шумят стройные. Отчаянно ярко-зеленая трава. Сарай, окна которого забиты буквами, оставшимися от советских лозунгов — большими неповоротливыми кусками картона. К дереву прибита надпись «таксофон», и тут же на столе стоит телефонный аппарат. К нему очередь. Появляются газеты, продаются они вперемешку с продуктами. Татьяна Васильева рассказывает о роли в новом фильме. Жанна Фриске хищно сверкает глазами. От Олега Меньшикова ушла тайная жена. Коленька Басков дал скандальное интервью.

Мужик продает домбру, дотошный пассажир пробует играть. Музыка.

Подъезжает велосипедист и спрашивает меня, как там в поезде, «лежать можно»? Другой мужик с огромной тяжелой сумкой спрашивает, как пройти на автостанцию.

На небе ни облака. Равнина, на горизонте холмы. Или неровная степь, вдруг посреди пустоты возникает маленькое кладбище. Беспризорный, будто сам по себе, скот. Пирамидальные, вытянутые в струну, тополя. Водонапорные башни, внешне похожие на планетарии. Разбитые вагоны, стоящие в стороне. Мы делаем мокрую уборку, выгребаем грязь, мусор.

Предлагают купить сотовый или сим-карту. Или талисманы. Или мало ли еще что (ходят постоянно, причем не только женщины). Наконец появляется связь, звоню маме.

Деревья радикально меняют пейзаж. Прикрывают степную наготу, делают мир более уютным, похожим на Россию, словно дорога лежит в Крым и скоро случится море. Поезд замедляет ход.

— Весна, разлита весна в воздухе, — говорит г-жа Кафка.

(Расстояние 3256 км, общее время в пути 2 д. 17 ч 52 мин.)

— А из чего у вас котлеты?

— А из мяса! Думай быстрей, а то поезд уйдет.

Чем не одесский юмор?

Единственное, что этот ландшафт проглатывает безболезненно — телеграфные столбы. За миллионным Чимкентом (обещанных небоскребов не увидел, зато многолюдный перрон жировал разнообразием продуктов и человеческих типов) пейзаж стал подробнее, складчатее. На горизонте появились небольшие горы с заснеженными верхушками.

Поезд поворачивает на север. Мост через реку, вместо реки — несколько полувысохших ручейков, изможденно сплетающихся, точнее, расплетающихся, распадающихся узором; на глиняном берегу — долгое кладбище, алюминий блестит на солнце. Лето продолжает бурлить, и когда г-жа Кафка угощает яблоками с дачного участка («экологически чистые, ничем не брызгали»), собранными в октябре, мозг возмущается: ну, какой октябрь, лето ж на дворе!

Ничего себе лето, новый год на носу, вернешься в столицу, а там уже торговая истерия началась, в магазинах елки наряжают, витрины гирляндами расцвечивают.

Здесь, между прочим, тоже очень любят гирлянды — на многих полустанках видел — блестят и мигают вечерами, искрятся, зависая в пустоте.

(Расстояние — 3283 км, общее время в пути 2 д. 18 ч 47 мин.)

Жизнь на фоне гор. Вечность задарма. Межумочность — вот что тревожит. Ныне Казахстан кажется удаленнее Арабских Эмиратов или Туниса, где отдыхали с Ольгой год назад. Там все понятно — традиционный мусульманский строй жизни, белая архитектура, нравы, едва разбавленные европейским влиянием, чужая жизнь. А как быть с этой, почти родной, или, скорее, двоюродной прорехой пространства?

Дело же не в имперском мышлении, пусть живут как хотят и уносят суверенитета столько, сколько смогут унести, а в том, что странная страна, тянувшаяся вслед за «старшим братом», замерла на полдороге, ни туда ни сюда; начинаешь подмечать восточные приметы в архитектуре и структуре города, но спотыкаешься о кириллицу или березки; вспоминаешь о «новой волне» казахского кино, но как обойтись без «Ночного дозора»?

Все противится обобщениям, отдельные впечатления не складываются в стройный ряд. Я просто записываю; кажется, Надежда Мандельштам советовала: когда не умеешь оценить явление, просто начинай описывать, а там видно будет — письмо само выведет тебя на правильную дорогу.

В Тунисе туристическая инфраструктура существует отдельно от страны. На берегу Средиземного. Смеялись с Ольгой над подчеркнутым, стилизованным колоритом. Вымороченный, искусственный мир, построенный специально для бесчувственных приезжающих, шаг в сторону — и хтонь проглотит не поморщась. А тут… Самая что ни на есть толща народной жизни; оттого и бежит определений, оттого и прячется, вещь-в-себе.

(Расстояние — 3340 км, общее время в пути 2 д. 20 ч 1 мин.)

С одной стороны поезда горы, пути проложены возле самого распадка, с другой — мятая, а после, чуть дальше, разглаженная степь. Розовые породы, выступающие на поверхность, поросшую травой и мхом. «Над вечным покоем» нужно было писать именно здесь.

Я думаю об Ольге, о том, почему вместе — без любви, но в согласии и полном взаимопонимании. Незадолго до отъезда спросила, оторвавшись от компьютера:

— А почему мы живем вместе?

Растерялся, пожал плечами. Нужно было сориентироваться на местности. Выставить очередную галочку.

— Потому что я самый лучший.

Но возможность выставить галочку (объясниться) упущена. Первое время еще говорили о чувствах, да быт съел пустопорожние разговоры. Самих разговоров стало меньше. Тоже ведь съели.

У кого это я встречал фразу о том, что они (он и она) сходились как скрипач и скрипка, для того чтобы сыграть сонату? Тогда мы с Ольгой скорее джазовые импровизаторы — кто в лес, кто по дрова, но со стороны, если вслушаться, звучит складно.

Обязательно ли должна присутствовать любовь? Все только и делают, что говорят «любовь, любовь», песни поют. Кино, сериалы опять же. Зомбируют народонаселение. А если ее нет, тогда что? Как? Если нет вообще. В мире. Или все-таки есть? Ибо как же это миру совсем без нее? И что же это такое — любовь, дал бы кто определение. Но не отвечает, продолжая мучить. Конечно, хочется. Но значит ли это, что если ее нет, то следует жить бобылем, ужинать и ложиться спать в одиночестве?