Елизавета Каспарова - Путешествие вокруг Солнца на земном шаре

Как-то мы с Женей нашли папин прибор для измерения артериального давления и решили сыграть в доктора. Однако манжета была рассчитана на взрослую руку и с наших рук (и даже ног) сваливалась. Родители спали и, несмотря на наши уговоры, мерить давление не соглашались. Тогда Женя предложила изловить кота, благо их много водилось поблизости, и обследовать с помощью этого прибора. В точности уже не скажу, каким образом (помню только, что фигурировала колбаса), кот был затащен в окно нашей квартиры — мы жили тогда на первом этаже. Папа проснулся от диких воплей, вбежав в гостиную, он увидел незнакомого кота с манжетой тонометра на животе и свою младшую дочь, деловито нагнетавшую воздух грушей и сверявшую показания на циферблате. От смеха он не сразу смог освободить пациента, который тут же сиганул в окно, и отобрать прибор у Жени.

Как-то меня с Джиброй пригласили на день рождения к нашей общей приятельнице Алёне. День рождения этой уже вполне взрослой барышни проводился, в лучших детских традициях — с родителями и родственниками за одним столом с друзьями, подаренными игрушками, выставленными на всеобщее обозрение младенческими фотографиями. Как я и предчувствовала, после горячего, началась игра в шарады. Алёна раздала всем по листку бумаги и попросила написать три желания, которые каждый мог пожелать себе, потом собрала их в мешок, и после долгой возни и таинственного шушукания с сестрой где-то в дальней комнате, предложила гостям вытаскивать первый попавшийся листок. Мне попался листок, который принадлежал перу видимо сильно уставшего от жизни человека, поскольку там несколько нервным почерком было написано: «Покоя, равновесия, спокойствия». Я разочарованно протянула листок Джибре, и тут заметила, что пожилой джентльмен на другом конце стола, щурясь, пытается прочитать доставшуюся записку. Когда, наконец, это ему удалось, мы услышали как он удивленно пробормотал: «Что за чушь… Желаю себе распущенной половой жизни…» В это время тринадцатилетний мальчишка, прозванный мною с самого Начала «гимназистом», пунцово покраснел и, громыхнув отодвинутым стулом, поспешно вышел из-за стола.

Как люди пьют вино, как пьянеют, так я люблю тебя…

Я тогда очень ждала одно письмо… Каждый вечер аккуратно проверяла почту. Но письма все не было и не было… Помню: захожу в теплый подъезд, теплые летние сумерки, тускло горит лампочка, вокруг нее вьется мошкара; из открытых окон нечетко доносится музыка. Нетерпеливо, застревая ключом в замке, открыла ящик — письма не было. И тут из почтового ящика медленно-медленно вылетела белая ночная бабочка.

Главное сокровище всякого детства — стеклянные шарики…

Что могло быть желаннее и недоступнее? Самая загадочная вещь с неясной историей, происхождением и назначением…

Их нельзя было купить, их всегда находили случайно, в самых разных местах, не связанных никакой закономерностью…

Ходили разные легенды, откуда берутся эти шарики, кто считал, что это — лунные камни; кто-то доказывал, что они падают на землю после салюта.

Мальчик из моего класса утверждал, что они являются частью особых машин…

Но что это за таинственные механизмы, частью которых они могли бы являться? И что за функция у этих механизмов?

Откуда и как они попадали в те канавки около школы и закутки за гаражами, где случайно всковырнув палочкой землю, вдруг, ахнув от счастья, ты нагибался, а затем, еще не веря, разжимал ладонь, где спокойно лежал волшебный прозрачно-зеленоватый стеклянный шарик…

Только весной каждое дерево индивидуально, летом все они сливаются в единое лиственное царство.

«Человек снова переживает ушедшее, испытывает двойную радость пополам с грустью, без которой и радость была бы не так радостна, не так остра.

Но не грусть делает радость радостной, а то, что радость кратковременна и потому надо пережить ее глубоко и компенсировать глубиною мгновенность самого чувства. Грусть — своего рода задержка радости, и тем — ее продление: рад не только радостью, но и ожиданием или памятью об ушедшем.

Хорош и желанен праздник, но не меньше и воспоминание, сохранившееся в засохших праздничных цветах, аромате благовоний, отзвучавшем смехе и укромном шепоте. Детали усиливают память о былом, возвращают его. В известной степени ради них существовало событие: чтобы, оставшись после него, они помогли с не меньшей остротою пережить его опять, еще раз, а значит бессчетно, а значит — вырвать его из власти тлена…»

Допишите до точки. Сдавайте тетради…

Я летела самолетом в Амстердам.

Путешествие было долгим; и я смотрела в иллюминатор, радуясь той особой, известной с детства, радостью, которую испытываешь, когда достается место у окошка.

Мы уже были на приличной высоте: далеко внизу сквозь сизую дымку просвечивала земля, все остальное пространство было заполнено небом и величественными громадами башнеобразных облаков. Через некоторое время я, незаметно для себя, задремала…

Когда я очнулась, я выглянула в окно… И не сразу смогла «перевести» то, что я вижу: все пространство было небесным, небо простиралось теперь сверху донизу; вместо земли теперь тоже было глубокое синее небо… ничего кроме неба… Небесный шар. Небесная твердь… В голову пришел сонный каламбур: «А где же Поднебесная?»

И тут я увидела: внизу по синей глади прокладывал путь, оставляя за собой тонкий белый след, серебристый крошечный кораблик…