Брассай - Разговоры с Пикассо

АНРИ МАТИСС. А вы видели фильм о Фернане Леже? Тот, что показывали в Соединенных Штатах? Очень забавный и без претензий, хотя цвета там ужасающие… У самого Леже такое красное лицо, что просто оторопь берет… В фильме показано, например, как он готовит салат… «Салат готовить не так просто!» Он кладет соль, перец, горчицу, добавляет растительное масло и уксус. А потом говорит: «Сварить похлебку тоже надо уметь!» Дальше мы видим, как он, с черпаком в руках, пробует какое-то варево. Однако, согласитесь, что «и курицу поджарить – тоже искусство». И вот Леже вытаскивает из духовки две подрумяненные куриные тушки и поливает их соком. И лишь после этого нам наконец показывают его стоящим за мольбертом, словно талант художника есть прямое и логичное следствие таланта поварского… «Писать картины – дело совсем не простое…» Он перебирает в руках куски раскрашенного дерева. И кладет их на полотно. Но их слишком много, они начинают сыпаться, и дальше вообще ничего не понятно… В итоге его стряпня оказалась гораздо убедительнее его живописи…

И Матисс разражается хохотом: звуки вырываются из узкого пространства между серебристыми усами и бородой. Я показываю ему несколько граффити. Он с интересом их рассматривает, особенно те, что изображают женский половой орган.

АНРИ МАТИСС. С самых древних времен его представляют примерно одинаково: в виде «кофейного зерна». Вы бывали в закрытом районе Тулона? Там такой знак можно было видеть на стенах повсюду. И все такого рода заведения имели вывески с изображением «кофейного зерна»… Иногда это была гравировка, иногда рисунок…

Я спрашиваю, окончательно ли он оправился от своей болезни.

АНРИ МАТИСС. Операция произвела на меня странное действие. До нее я очень плохо считал… Теперь же у меня проявилась неистребимая любовь к цифрам… Они постоянно толпятся у меня в мозгу… Должно быть, хирурги затронули математическую шишку… Результат всегда трудно просчитать. Один из моих издателей, перенеся операцию, начисто забыл все, что было до вторжения оккупантов… Ему как бы стерли память о прошлом… А я сам однажды, нюхая табак, вылечился от насморка… Я чихал подряд десять раз, двадцать, и насморк прошел… Теория шока сейчас в большой моде: симпатикотерапия, электрошок… Может, вы помните? Ведь когда Пикассо сильно страдал от воспаления седалищного нерва, его вылечил один врач, который воздействовал чем-то вроде электрошока на основание носа…

Уходя, я разговариваю с Лидией о пресловутой шляпе из войлока. Она мне говорит:

– Г-н Матисс очень дорожит этой шляпой… Она очень хрупкая и легко воспламеняется. Если на нее попадет пепел от сигареты, она загорится, как фитиль. А ведь вы курите. Поэтому г-н Матисс предпочел бы, чтобы вы не уносили шляпу, а сделали свой портрет у него…

В восемь утра меня будят бесцеремонные звонки в дверь. Чей-то голос произносит мое имя. Потом резкий стук. Открываю: здоровенный детина в черной шляпе с завернутыми полями, обутый в snow-boots . [71]

– I want to see Picasso! I want to see Picasso! Now! Now! I am in a hurry! [72]

Он требует, чтобы я оделся. Внизу нас ждет такси. «Я очень тороплюсь! Быстрее! Быстрее же! Отвезите меня к Пикассо…» Я взбешен тем, что этот сумасшедший меня разбудил, и пытаюсь сопротивляться. Незваный гость объясняет, что он – от Карла Холти. И достает из кармана письмо от моего друга. Я прошу американца отпустить такси. В любом случае нельзя врываться к Пикассо в такую рань.

– Но я не могу терять ни минуты, – настаивает он, – мой самолет только что приземлился в Орли. Я прилетел организовать выставку Пикассо в Нью-Йорке – первую после войны… Необходимо опередить Розенберга, сорвать все его планы! Это вопрос часов, если не минут…

Незнакомца зовут Самюэль Куц. Он недавно открыл галерею рядом с Розенбергом, на 57-й улице, и специализируется на американской абстрактной живописи. Его необъятный портфель набит подарками… Он достает оттуда книгу Сидни Джениса «Пикассо», только что вышедшую в Нью-Йорке, отыскивает в ней репродукции нескольких картин и спрашивает, можно ли будет их заполучить для выставки. Затем обрушивает на меня целую лавину вопросов: в каких отношениях Пикассо с Розенбергом, покупает ли тот у него картины…

Гарриет и Сидни Дженис приходили ко мне в начале года, по-моему в феврале, и предложили сотрудничать с ними в подготовке этой книги, где надо было представить произведения Пикассо с 1939-го по 1946-й – то есть все, что он сделал в период войны и оккупации и с чем не была еще знакома американская публика… У автора были все основания гордо заявить: «Ни один из подлинников этих творений в нашей стране еще не появлялся…» Тогда я сделал для них снимки нескольких «сюжетов» Пикассо, домашнего интерьера Доры Маар и коллекции г-жи Куттоли…

У Джениса была фабрика по пошиву рубашек, но, к великой досаде его брата, страсть к живописи побудила его бросить бизнес. В 1930-м он уже обладал прекрасной коллекцией современной живописи, включая и американских примитивистов, о которых написал великолепную книгу. Еще один его труд, вышедший два года назад, был посвящен абстрактному искусству и сюрреалистам в Соединенных Штатах…

В десять часов мы с Куцем уже у Пикассо. Я представляю гостя Сабартесу. И пока торговец картинами, радостно возбужденный тем, что близок к цели, рыщет по прихожей, Сабартес отводит меня в сторонку: «Еще один американец? И где вы их только откапываете? Я не уверен, что нам вообще удастся увидеть сегодня Пикассо… Он проработал почти всю ночь… И сейчас спит…» Однако не успел он договорить, как послышались шаги: хозяин спускался по лестнице… Настроение у него превосходное… Куцу повезло. Гость открывает свой неподъемный портфель и, как фокусник, достает оттуда подарки: упаковку сигар, несколько коробок табака, пачки «Кэмел», трубку и ёршики, чтобы ее чистить, – все это для Парижа пока редкость. Пикассо все повторяет: «Thank you very much! Thank you very much!»

И, смеясь, оборачивается ко мне:

– Это единственное, что я могу сказать по-английски. С того момента, как освободили Париж, американцы натащили мне столько шоколада, сигарет, табака, столько чая, кофе, рубашек и шляп, что мне ничего не оставалось, кроме как научиться говорить им «спасибо»…

Куц извлекает на свет и книгу Сидни Джениса, которую Пикассо тут же вырывает у него из рук. Мне очень нравится это его любопытство, нетерпеливая жадность, с которой он бросается на вожделенную добычу. На обложке книги цветная репродукция его большого полотна 1942 года – «Серенада», или «Утренняя серенада».

ПИКАССО (листая книгу). Совсем неплохо! И даже очень хорошо! Вы согласны? Из всех книг о моем творчестве эта, пожалуй, самая лучшая… И какая удачная мысль дать здесь фотографии сюжетов моей живописи: окно с крышами, Дора, мыс Вер-Галан со статуей Генриха IV, берега Сены, собор Парижской Богоматери. Я никогда не снимал с них копий… А фотографии доказывают, что мне удалось схватить суть, что главное в моих картинах есть…