Александр Образцов - Поющие люди

Сегодня у них есть пример прожигания жизни из США. Завтра этот пример сгниет заживо.

Естественно, в США есть и здоровые силы. И это отнюдь не та внутренняя Америка самодовольных господинчиков, увлеченных пищеварением и семейным сексом.

Это Америка пытливых одиночек, пионеров совести, хотя понятие это недоступно разуму англоязычных. Может быть, как экзотичееское растение оно зацепилось в диких американских углах, занесенное переселенцами из восточных славян (исключая из их числа некоренных холопов Львовщины, не допускавшихся панами в города).

И не только Кевин Кёстнер окажется в числе защитников индейской цивилизации.

Посудите сами: отцы-основатели США были настолько убеждены в безнаказанности своих преступлений, что не озаботились упрятать их тщательнее и закидать хотя бы ветками. В современных сборниках ООН дается такая численность коренного индейского населения в США и Канаде: 1 млн. человек с 0 г. н. э. по 1700 г.! А какое же население было тогда в Европе, вполне сопоставимой по климату и почвам? 100 миллионов, без России! А в Южной Америке? 12 миллионов! А в Северной – один!

Эти сказки можно рассказывать потомкам конкистодоров, чтобы не мучались от незнакомого чувства раскаяния и вины.

А мы можем заявить без ложной почтительности к потомкам плантаторов: в Северной Америке в благодатном климате и на тучных почвах прерий кормилось в неизвестной навсегда цивилизации уж не менее 20 млн. индейцев.

Да и в Южной, судя по всему, миллионов 30. Конечно, испанские зверства описаны довольно подробно. Кровь стынет в жилах при мысли о поголовном уничтожении населения Кубы и Гаити, ликвидации ацтеков и инков.

А вот севернее, оказывается, были зверства конных индейцев и вынужденные ответные действия деликатных войск гостей из ада (Европы).

В результате кровавой политики индейских племен сегодня на 330 миллионов пришельцев осталось 850 тысяч хозяев. Ловко! Главное, ни в ком, кроме актера Кёстнера, колокол не звонит.

При таком отношении к прошлому своей родины каким может быть отношение американских граждан к чужим странам? В лучшем случае равнодушным.

Известно, что даже в среде американских эстетов какая-то Аргентина свободно может быть перепутана с Эфиопией (я сам выиграл в Нью-Йорке пари по этому поводу. Мне заявили, что в Аргентине люди мрут от засухи и голода). А рассказы о русской дикости, о медведях на улицах, кино Голливуда о русских недочеловеках?..

Создается стойкое удеждение в том, что именно Америка населена недочеловеками, а все технологии придуманы там индусами и хорватами.

Опасность, исходящая от современных американских Митрофанов для остального человечества не ограничивается их уголовными государственными нападениями и грабежами.

Есть опасность пострашней. Это – инфекция космополитизма, раздуваемая по миру совместно с американцами еще и безродными евреями, набравшими на идеях глобализма громадный вес.

Наш земной шар вращается вокруг оси и только те народы, которые вросли корнями, смогут выстоять при вихревых потоках.

Тогда-то уж точно в Северной Америке останется не более 1 миллиона жителей.

21 декабря 2007

То, что сегодня зовется Францией, несколько веков назад считалось лоскутным одеялом вроде Германии князей.

Это и было в условиях конной тяги обычное состояние тогдашнего мира: государства в пределах карающей руки, руки регулирующей и защищающей.

И в этом смысле существование, скажем, держав под именем Римская империя или улусы Чингиз-хана представляется кратковременным и мифическим.

Затем уже объединительная идея обрастала вековыми легендами. Достаточно вспомнить государства Греции, где Эдип гулял пешком от царя к царю, или Троянскую войну, больше похожую на кулачный бой двух посадов.

Нет, пока сил хватало на то, чтобы прокормить семью, завоевания носили характер бандитского налета. Да и как кормить, к примеру, войско Македонского, если оно и сегодня в Афганистане вымрет вместе с покоренным населением?

Другое дело, что близко живущие племена и народы говорили на понятных друг другу наречиях.

И были узловые местности, где наречия плавно переходили в другие языки.

В Европе, самом большом полуострове Азии, изрезанном к тому же разнообразными бухтами, было две местности соприкосновения.

Это Альпы и Балканы, где соприкасались романские, германские, славянские и тюркские племена, и Франция, где на просторе решительно перемешались романские и германские пришельцы, подмяв кельтов и притащив с собой немало славян.

Конечно, в этой буче терпеть малые княжества долго было невыносимо для жизни. И они организовались по принципу схожести вначале в королевства, а затем и в саму Францию, как нечто уродливо центристское, поскольку Париж здесь играл невиданную прежде роль.

Я не вспоминаю Рим или Москву, потому что там было механическое соединение разных народов в одном случае (сама история Рима мне представляется поэтому придуманной), а в случае Москвы было, напротив, невиданное на суше соединение земель одного языка.

Разве что Китай можно с этим сопоставить, но Китай двигал громадными массами на компактной территории, Расея же крыльями, махавшими от Калифорнии до Этрурии настраивала на космическую волну.

Вернемся к Франции, где в языке смирились германцы и романцы. Возникла нация шва. Французы постоянно в заделке расходящихся краёв. Они вертятся, летают роем, как пчелы. Им нет дел до дальних земель, как Англии с Испанией: со своей бы справиться. Чрезмерные усилия на всех фронтах – от литературы до пушек обессилили нацию.

Сегодня мы можем с удивлением вспоминать о прошлых армиях Наполеона. Французы, как и итальянцы, кажутся нам не способными к войне. Более того: Францию захлестывают волны иммигрантов и она не имеет воли этому противостоять.

Не факт, что следующая модель цивилизации не будет смуглой. Семиты в лице евреев давно ворочают белыми государствами, а приходящие курды, турки, персы, арабы значительно сильнее евреев.

Евреи изнежены, они вырождались давно и их страх вырождения привел к безрассудочному смешению с любыми другими народами. Встретить сегодня привычный еще 50 лет назад тип еврея в России (густые брови, широкие губы, мясистые нос и подбородок, синие выбритые щеки) уже невозможно.

Так и французы. Их мечта – блондинки. Их пища – протухшие сыры и моллюски. Их любовь – конвейер.

В отличие от Франции, где в кипящей борьбе возник один язык, Швейцария демонстрирует нам какой-то запредельный сговор. Здесь четыре языка друг с другом не смешиваются, а живут в одной голове.

Просто чудо какое-то. Как изысканный француз произносит грубую немецкую поговорку? Или итальянец поет французский непроизносимый куплет? Или словенец на правах самого первого заговорившего слушает всю эту чересполосицу?