Валерий Строкин - Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках [СИ]

— Вот и я про что, — оживился Берендей, — о наследнике надо подумать. Кому царство оставить? Имею трех сыновей, царство делить, не намерен. Не для того его мои деды по крупицам собирали.

— Чего думать? Старший, по праву должен наследовать, — бухнул воевода.

— Не по старшинству, а по уму надо выбирать, чтоб польза и прибыль государству была, — заспорил казначей.

— Вот и я о младшеньком, — встрял в разговор Митрофанушка, его бубенцы весело звякнули.

— А младший Ванька был дурак, — Копейкин язвительно посмотрел на шута.

— Я за старшего. В ледовом побоище он пятьдесят рыцарей колом в полынью загнал, — упрямо гнул свою линию Дубылом, преданно выпучив глаза на Берендея.

— Сила есть, ума шибкого не надо. Для чего, скажи мне, мы Оскара по заграницам учили? — спорил казначей.

— Знаем, чему он там выучился, — воевода смерил грозным взглядом тщедушное тело Копейкина. — Старший о дружине пуще всех заботится. Кто при случае, лучше всех за царство постоит? А у Оскара только купля-продажа в голове. На Запад смотрит, чего мы там не видели?

— Твоя дружина жрать харчи бесплатные горазда, — казначей выдержал испепеляющий взгляд Дубылома. — Копейка царство растит и бережет не хуже твоей дружины.

— Баба сеяла горох! — закричали за окном так, что в горнице все вздрогнули.

— Ты чего, ядрена вошь, в ногу не идешь? Всем стоять! Выйти из строя. Упор лежа принять. Раз! Два! Три!

— Во, — шут ткнул пальцем в окно, — когда строем ходить, когда раком ползать — при Бориске начнем.

— Что ты в воинском искусстве понимаешь? — рявкнул Дубылом.

— Ничего, я не военнообязанный.

— Прекратить спор! — прикрикнул Берендей. Он соскочил с трона, возбужденно забегал из стороны в сторону, вопросительно теребя бороду.

— Выбирать всегда трудно, потому что ошибиться можно. Вот я и решил — за яблоками молодильными пусть отправляются. Кто больше принесет, тому царство оставлю. — Берендей вопросительно посмотрел на сидящих.

— Перед пенсией здоровье подправлю, — добавил он.

— Блеск! — Дубылом поднял большой палец, воодушевлено отозвался, — пошли старшего с дружиной, он тебе весь урожай принесет.

— Не получится, — Берендей нахмурился, застывая перед окном.

Борис, возвышаясь над отжимающимся новобранцем, громко отсчитывал:

— Одиннадцать! Двенадцать! Шестнадцать! — вот блин, опять сбился. Встать! Встать в строй. Ша-а-а-гом марш! Равнение держать не по полю идете к девкам красным, в царской дружине служить изволите, салаги. Здесь вам не там, а там вам не тут!

Борис поднял голову и, увидев царя-батюшку, помахал рукой, горделиво выпячивая грудь и подбородок. Берендей милостиво кивнул и повернулся к думе.

— С дружиной не получится, — повторил он. — Ведь мы недавно ДП еще на пять лет подписали. Мораторий у нас.

— Забыл, а что такое ДП? — Воевода смущенно заерзал на скамейке. — И молраторий, будь он не ладен?

— Должностное преступление, — расшифровал казначей.

— Дорожное происшествие, — шут коротко рассмеялся.

— Договор о перемирии на пять лет, — наполнил Берендей. — Сократить число дружинников и провести конверсию.

— Давно не воюем, сократили и консервы закрываем, с крестьянами бьёмся за урожай. Скоро дружинник сулицу от сохи не отличит, — пожурился воевода, ожог на щеке покраснел, шрам гневно задрожал.

— Зато казне прибыль, — казначей потер руки.

— Боевые походы тоже прибыль не малую приносили, и государственные границы расширяли, — возразил воевода и смахнул со щеки скупую слезу.

— А какие расходы были, какие расходы, — скороговоркой пробормотал казначей.

— Батюшка, а есть ли молодильные яблоки? Зачем они тебе, если мы наследника выбираем? — наивно поинтересовался Митрофанушка.

— Ты мне не дерзи, хоть и дурак в государственном масштабе, а воли языку не давай, если не понимаешь.

— Понимаю батюшка.

— Кто яблоки принесет, тот и царство получит.

— Но есть ли такие яблоки на свете белом? — допытывался Митрофанушка.

— Есть. Помните, лет двадцать назад, а может и более…

— Конечно, помним! — закричал Митрофанушка.

Царь сердито покосился на шута.

— …грек к нам один заезжал…

— Я помню, — гордо объявил Копейкин. — Он Сон его звали.

— Не перебивать царя! Ясон его звали.

— Точно, он самый, Он Сон. Он пробовал спекулировать бараньими шкурами, которые выкрал у арамеев, а те ими в горных речках золото намывали, — протараторил Копейкин.

— Это я не помню, — Берендей отмахнулся. — Он рассказал мне про чудесный сад Гесперид, где растут золотые яблоки, продлевающие жизнь и возвращающие молодость.

— Если царевичи туда поедут они и через десять лет не вернуться, ведь это край земли, — прогудел воевода.

— Я их на край земли не посылаю, пусть к Руфику отправляются.

— Это слухи о его саде ходят, — осторожно заметил казначей. — Никто его в глаза не видел.

— Вот это и странно. — Царь водрузил на голову корону. — Он в молодости с варягами по южным морям мотался, пиратствовал. Дерева я не видел, но когда гостил у него в царстве с дружеским визитом, он выпил и похвалялся, что видел деревья с золотыми плодами, даже съел несколько и пару саженцев домой прихватил.

— И? — заинтересовался воевода.

— Больше ничего не успел сказать, опрокинул кубок с медовухой и уткнулся лицом в жареных рябчиков. Утром, когда я спросил его про молодильные золотые яблоки, он от разговора ушел и смеялся, что я в такие байки верю. — Берендей, вздыхая, забрался в кресло.

— Значит, есть у него молодильные яблоки, — заключил Дубылом. — Он мой одногодка, а выглядит как огурец.

— И я того же мнения, — кивнул головой Берендей, поправляя корону.

— Да, такими яблочками не поторгуешь, — задумчиво протянул Копейкин.

— Почему? — спросил воевода.

— А ты представь, если все бессмертными станут?

— И что?

— Сожрут все, если умирать перестанут. Инфляция начнется и политический кризис.

— Смотря за какую цену продавать.

— Сказки это, — объявил шут.

— Сказка ложь, да в ней намек. Пошлю сынов и проверим, заодно и наследника определим.

Митрофанушка высунул язык и насмешливо посмотрел на Берендея. Царь смущенно отвернулся.

— Зачем тебе наследник, если молодым стать собираешься? — спросил Митрофанушка.

— Пшел вон, дурак, — рявкнул Берендей.

Митрофанушка не пошевелился.

— Вечером сыновьям волю объявлю. Ты, Копейкин, им суточные рассчитай, а ты, Дубылом, с амуницией вопрос реши. Пусть берут, что хотят. Дорога не близкая.

— Камнеметные машины мы разобрали, — пробасил воевода.

— Думаю, что они им не понадобятся. Все зависит от их сыновней любви и смекалки. На этом и порешим, — Берендей хлопнул ладонями по подлокотникам кресла.