Михаил Чулков - Повесть о Нетоне

Не опасаясь имени труса и не боясь названия быть кому-нибудь подобным, а по слову моему примирившись со всем светом, намерен я рассказать некоторую сверхъестественную притчу, которую слышал от знакомого мне некоторого отставного приказного служителя. Сей человек сорок лет неотступно заседал в приказе, делал весьма много дел, однако не мог накопить пожитков по причине той, что последовал он обычаю своих предков, которых можно почесть было бессребрениками. Всякий из них не имел у себя больше, как только один кафтан без камзола, воротник от поношенной рубашки и сверх того небольшой лоскуток черного флеру, кой завсегда служил вместо галстука. Голову таковые подвижники всегда имели открытую и, не опасаясь простуды в самые лютые морозы, завязывали одни только уши некоторого рода платком, который состоял часто и из простой тряпицы: а любили ли они вино, о том уже и говорить почитаю я за излишнее. От такого избранного корня произошла сия особливая отрасль, то есть тот подьячий, который рассказал мне сие приключение. По прекращении приказной службы кормит он голову свою переписыванием разных историй, которые продаются на рынке, как-то например: Бову Королевича, Петра Златых ключей, Еруслана Лазаревича, о Франце Венецианине о Гереоне о Евдоне и Берфе, о Арсасе и Размере, о российском дворянине Александре, о Фроле Скобееве о Барбосе-разбойнике, и прочие весьма полезные истории. И сказывал он мне, что уже сорок раз переписал историю Бовы Королевича ибо на оную бывает больше походу, нежели на другие такие драматичные сочинения. И из оных научившись, сказал он мне, и сие приключение, а от кого он его слышал, о том я не известен, и из какого она автора, и того не знаю.

В некоторой части света, где обитают или обитали волшебницы, некто человек молодой, прохаживаясь по лесу, заблудился, то есть позабыл, куда ему из оного лесу выйти ко своему обитанию. Солнце уже спустилось за горы, и лучи его померкли, вечерняя заря потухла, и мрачная ночь повсюду расселилась. Нетон, так назывался молодой тот человек, опасаясь свирепых зверей, которые должны были выходить в сие время из своих берлог для сыска пищи, приложил всякое старание ко спасению себя. Он бежал весьма скоро, только не ведал сам, куда видел много, но одни деревья, слышал голос, но только эхо повторяло его собственный или восстающие звери ревели беспрестанно в лесу. Находясь в таком страхе, начал он приходить в великое отчаяние и действительно бы остался в оном и, может быть, погиб бы, если б не сжалилась над ним богиня лесов. Она привела его в прежнюю память и открыла ему путь к некоторому замку.

С высокой горы, хотя и не весьма обстоятельно, однако увидел Нетон небольшое, но великолепное обитание, отчего произошла в нём такая радость, как в таком корабельщике, который, странствуя весьма долго по морю, увидел наконец пристань. Нимало не медля, пошел он к милому для него предмету. Те ворота, к которым он подошел, были тогда не заперты, следовательно, без труда войти ему можно было. Во-первых, увидел он сад, который можно было почесть за некоторую редкость на свете, благоуханные цветы и деревья, драгоценные статуи и изрядное всего расположение составляли из себя великое увеселение взору и, можно сказать, всем чувствам. Нетон прежде всего хотел успокоиться от необыкновенного путешествия и, притом, установить свои мысли, которые преисполнены были страшными воображениями но только что вошел он для того в некоторую беседку, то встревожился еще и больше. Тут увидел он такое чудо, которого еще отроду видать ему не случалось: на дерновой лавке лежала весьма пригожая женщина, которая в то время спала, печаль её и отчаяние написаны были на прелестном её образе, и в самом глубоком сне испускала она ужасное стенание. Руки и ноги были у нее мраморные, а впрочем все члены человеческие. Сие усмотреть можно было Нетону, потому что была она нагая и ничем не прикрыта. Любопытство принудило его остаться тут до тех пор, покамест она проснется, чего ради сел он на другую лавку и, как весьма много утомился, то в скором времени и уснул. Сколько он находился в сем забытьи, того узнать не можно. Наконец, разбудил его голос, который произошел от устрашённой девушки. Открыв глаза, увидел он на полу разбитый горшок и пролитое молоко и слышал, что бежала от беседки женщина и кричала весьма громко. Вскочивши поспешно, бросился он догонять ее и хотел подать ей помощь. Девушка хотя и весьма поспешно от него бежала, однако он её догнал и весьма со учтивым принуждением возвратил в беседку. Пришедши туда, увидел он еще другое чудо: женщина та, которая тут лежала, вместо каменных, имела уже обыкновенные и руки, и ноги и могла без всякого помешательства иметь движение.

Нетон удивлялся сему чрезвычайно, но не меньше его дивилась приведённая им девушка. Она бросилась к превращенной женщине на шею и беспрестанными поцелуями изъявляла свою радость о изрядном и нечаянном её излечении и в великом восторге говорила ей так: «Я, сударыня, принесла тебе есть и, как увидела с тобой такого человека, каких я еще отроду не видывала, то чрезвычайно испугалась и закричала во весь голос, что несла в руках, то уронила, ибо я думала, что он тебя умертвил, не сердись на меня, сударыня, — промолвила она, — что я тебя разбудила».

По словах служанкиных женщина та возвела глаза на небо и начала благодарить богов следующими словами: «Премилосердные боги, неусыпные попечители о человеческом роде! Благодарю вас за милостивое ко мне снисхождение. Вы из великого моего отчаяния извлекли мне несомненную надежду, вы из бесчувственной сделали меня живою, потому что вам все возможно, и милость ваша — неисчерпаемый источник». Потом сказали Нетону, чтобы он сел подле её, и, поблагодарив его от искреннего сердца за то, что он был причиною её излечения, а по какому случаю, — уведомили его таким образом:

«Сей дом принадлежит некоторой волшебнице, которая могуществом превосходит многих, я её сестра родная и есмь такая же волшебница. В нашем собрании был заговор против некоторого пастуха за его продерзость, а я, его любя весьма много и не желая ему погибели, заговор наш открыла и дала ему все меры избавиться от наступающей погибели, за что все наше собрание превратили руки мои и ноги в мрамор, чтоб не имела я движения и мучилась до тех пор, покамест не испугает меня сонную какой-нибудь человек без всякого намерения, что теперь и сделалось. Служанка наша, — указывая на ту девушку, она продолжала, — носила мне обыкновенно пищу и, увидев со мною человека такого, какого она еще отроду не видала и не слыхала, что есть на свете мужчины, ибо мы ей о том не сказывали и к нам сюда из вас никто не приходит, весьма много она испугалась, отчего проснулась я в страхе и тем избавилась от жестокого наказания, которое бы мне претерпевать еще долго».