Somber - Горизонты

И в этот момент появился большой Папочка. Костлявый старый земнопони двигался так мягко, настолько точно, и столь прекрасно, что Кендлвик едва мог уследить за ним. Взвившись в воздух, он отбил клинок в сторону, а при приземлении, широким взмахом передней ноги начисто отколол Отродью рог. Одновременно с этим, задними ногами он зажал её шею. Большой Папочка с силой крутанулся всем телом, и шея кобылы издала отчётливый треск. Отродье-единорог обмякла, старый жеребец перекатился вперёд и зашвырнул её ещё подёргивающийся труп в кучу врагов, навалившихся на Брута.

— Выпей-ка зелье, сынок, — прохрипел Большой Папочка, прежде чем почти небрежно продолжил сражаться. Словно торнадо, он ворвался в гущу Отродий, нанося бурю пинков, ударов, укусов и тычков, от которых те не могли ни оправиться, ни достаточно быстро среагировать. Кэндлвик принял зелье и поспешил проглотить его, чтобы не захлебнуться в собственной крови, но всё же ему пришлось пережить ещё несколько секунд кашля и малиновой рвоты. Большой Папочка закусил один трофейный нож, ещё пару зажал в копытах и закружился с завораживающим изяществом. Прошло пять секунд и пять нападающих, дожимавших Хаммерсмита, повалились на землю, разбрызгивая артериальную кровь. Затем лезвия вспорхнули с его копыт, найдя глазницы Отродья, стрелявшего в Шторм Фронта. Он повернулся к нападавшим на Брута, которые как раз отпихивали брошенный в них труп. Всякое горло, попадавшееся на пути его копыт, оказывалось разорвано, а рёбра вскоре пронзали лёгкие или сердце. Копыта Большого Папочки несли саму смерть.

С почти явной неохотой он пришёл на помощь Тостеру, прикончив прижавших того стрелков и давая пылающему жеребцу возможность беспрепятственно прикончить горящее Отродий. Лечебные зелья были выпиты, но становилось ясно, что Жнецам придётся куда труднее, чем они предполагали.

— Даззл, время! — рявкнул он.

— Полминуты. Я почти справилась, — отозвалась Вспышка, не отрываясь от терминала.

— У нас нет половины минуты, — серьёзно заметил Брут.

— Чего? Ещё полосатые ублюдки? — весело воскликнул Тостер. — Подавайте их сюда! Я сожгу всех этих… — тут он замолчал, потому что расслышал нарастающий рёв двигателя и грохот гусеничных траков. Спустя мгновение, в поле зрения показался надвигающийся на них огромный танк, чья двуствольная башня уже начал брать их на прицел. Лучи включившихся прожекторов ударили в закрытую дверь бункера и в собравшихся перед ней пони. — Блядь, — пробормотал Тостер.

— Тхакая штука нам не по силам, — согласился Хаммерсмит.

— Брут, — позвал Большой Папочка, не сводя глаз с боевой машины и открывая седельную сумку. Покопавшись в ней, он вынул единственную чёрную бутылку, покрытую зебринскими символами.

— Да?

— Закончи это дело, сынок, — старый пони бросил сумки Бруту, а затем сделал большой глоток из испещрённой глифами фляги, поморщился и схватился за грудь.

— Чёртовы зебринские зелья. На вкус всегда как дерьмо. — Фляга упала на землю, из её горлышка капало что-то светящееся.

— Да, сэр, — пробасил огромный чёрный жеребец. — Они сделают, и я тоже.

— Вот молодец. — С этими словами, Большой Папочка выпрямился в полный рост. Он не сделал ни единой попытки укрываться за чем-либо, или двигаться незаметно, и это при том, что, казалось, все стволы были направлены на коричневого пони. Танк открыл огонь из пулемётов, и Большой Папочка просто перепрыгнул ринувшийся на него поток свинца, а затем поднырнул под ним, когда тот пошёл в другую сторону. Он двигался в буре огня и металла и, казалось, ничто не способно коснуться его. Рявкнули пушки и пони исчез в облаке пыли и дыма.

Кэндлвик напряг зрение, всматриваясь в оседающую пылевую завесу. А затем с неба рухнул пони. Костлявый жеребец теперь сиял, будто его тело было наполнено светом. Он завис в воздухе, раскинув передние копыта, а затем врезался в танк с силой артиллерийского снаряда. Сверкнула вспышка, сорванные турели и пушечные стволы взвились ввысь, и машина испустила отчаянный металлический вопль, будто смертельно раненый зверь. А мгновенье спустя, детонировал боезапас, убив всех Отродий вокруг танка и над обломками выросло зелёное грибовидное облако, накрывая окрестности радиоактивным мусором.

Ещё секунду в самом эпицентре этого взрыва стоял светящийся пони. Теперь он не казался старым и немощным, а был сильным, уверенным в себе и… уставшим. Его взгляд, протянувшись через поле боя, прошёлся по Жнецам и он чуть заметно улыбнулся в знак одобрения. Сияние его становилось всё более и более ярким, скрывая его полностью. Затем он склонил голову и распался облаком крошечных искр, что исчезли из виду, уносимые на восток эфирным ветром.

— У меня получилось, — прохрипела Даззл, распахивая ворота.

Брут развернулся и, словно лавина, вломился внутрь, сметая Отродий и расшвыривая их по стенам, крича от ярости и тоски. Хаммерсмит подобрал магией несколько обронённых серебряных клинков и молча побежал следом, добивая Отродий, что ещё могли шевелиться после встречи с Брутом.

— Счастливчик, — проворчал Шторм Фронт, поворачиваясь и следуя за парой пони. Даззл секунду колебалась, озабоченно глядя на Кэндлвика, а затем тоже скрылась внутри.

— Лучше и придумать нельзя, а, Братиш? — усмехнулся Тостер, порысив мимо него в тёмный дверной проход туда, откуда доносились звуки боя.

Взгляд Кэндлвика задержался на обломках танка, а затем он подошёл туда, где Большой Папочка уронил свою фляжку, поднял её и осмотрел. На дне плескалось что-то вроде сжиженного солнечного света. Обожжённый пони осторожно завинтил пробку и убрал фляжку в свой плащ из драконьей кожи. Он бросил последний взгляд на место, где пару минут назад стоял Большой Папочка, будто ожидая, что старый жеребец появится и велит ему пошевеливать задницей, а затем исчез в бункере.

Разорвав соединение, я не могла говорить. Большой Папочка… нет, этого не может быть. Я думала… я надеялась… я думала, что этот старый жеребец может пережить что-угодно.

— Прощай, Большой Папочка, — наконец сказала я тихо, — Хотела бы я быть лучшим Жнецом.

Затем я представила его, швыряющего меня в воздух за слабость проявленную в этой мысли. Он хотел бы, чтобы я была сильной. Жнец должен быть сильным.

Я проигнорировала пульсацию в своей голове, выбрала случайную отметку ПипБака и позволила миру вновь исчезнуть.

Пробитый в скале тоннель, ведущий к Девяносто Девятому, я не спутала бы ни с каким другим. Пусть я ходила по нему не часто, но и те два раза, что были, произвели на меня сильное впечатление. Однако теперь кости убрали, и кто-то уложил на пол металлические листы. Кроме того, появились тяжёлые шторы, скрывающие дверь Стойла. В стороне, кучей были свалены тела полудюжины кибер-единорогов. Зрелище того, как вытекающая из трупов кровь превращается в радужную жижу, было довольно пугающим. Неужели именно это происходит с пустышками, когда они умирают? Они просто… разжижаются?