Somber - Кровь и Звёзды

Затем я заметила впереди свет, а также другой водяной вал, закручивающийся куда-то в сторону. Как может вертикальная стена воды двигаться боком?!

— Держись! — заорала мне в ухо Бисквит. Я обхватила покрепче передними ногами ограждение, когда мы достигли этого бушующего водоворота.

На какое-то ужасное мгновение я почувствовала, что мы летим. Мой желудок подступил к горлу, когда нас выбросило из разлома на другой стороне башни прямо на фасад рухнувшего жилого здания по соседству. Водяной вал поднимался всё выше и выше, и мы поднимались вместе с ним. Нос лодки теперь смотрел в небо, и я спешно опустила взгляд к корме. Не уверена, была ли я мокрой насквозь от потоков воды, или уже обмочилась сама.

Затем, внезапно, наш подъём прекратился, чего нельзя было сказать о Бисквит. Она продолжила свой путь вверх и в сторону, соединённая с лодкой лишь верёвкой, привязанной к кольцу. Верёвка натянулась, как струна, а затем с металлическим звоном кольцо сломалось. Бирюзовые глаза Бисквит наполнились ужасом, когда она начала падать вниз в бурлящую воду, мимо зависнувшей в воздухе лодки.

Закричав, я отпустила ограждение и прыгнула к ней, размахивая копытами.

«Спасти одну жизнь. Всего одну…»

Верёвка Бисквит хлестнула меня по лицу, и я вцепилась в неё зубами, ногами, магией и всем, чем только можно. Моя собственная верёвка также вытянулась в струну, но в этот раз кольцо выдержало, и нас швырнуло обратно, как следует приложив об палубу. Я ударилась об ограждение и уцепилась за него задними ногами; Бисквит запуталась в турели.

Мне показалось, что лодка провисела в воздухе целую вечность. Малейший крен в неверном направлении… и нас увлечёт обратно под стремительный поток, выливающийся из башни… Затем, с ужасающей, невыносимой медлительностью накренившись в сторону от фасада разрушенного дома, лодка упала. Посмотрев вниз на бурлящий пенный водоворот под нами, я непроизвольно изо всех сил вцепилась в ограждение.

Меня ударило с силой, которую я не могла себе и вообразить, когда лодка рухнула в воду вверх ногами. Из меня вышибло дыхание, закружившееся в воде вихрем пузырьков, и я почувствовала, как в моё тело впивается верёвка, словно стремясь разрезать меня пополам!. Но почти сразу же я снова оказалась на поверхности, потому что «Морской Конёк» перевернулся, возвращаясь в нормальное положение, и устремился вниз по течению. Я открыла глаза, высматривая Бисквит, но увидела лишь её верёвку, скрывающуюся за бортом. Туго натянутая, она глубоко въелась в кожу вокруг моих передних копыт.

«Всего одну жизнь… прошу, позволь мне спасти хоть одну…»

Я левитировала себе в рот таблетку Бака и начала жевать, в то время как «Морской Конёк» стремительно приближался к изломанной береговой линии из обломков разрушенных зданий. Затем потянула изо всех сил, чувствуя, как моё сердце начинает неистово колотиться. С трудом дыша, я вытягивала верёвку, обматывала её вокруг передних копыт, и тянула снова. Воображение рисовало мне Бисквит, разорванную в клочья стальными балками и бетонными обломками, скрывавшимися под водой. Грудь жгло так, словно одна из этих зазубренных железяк пронзила меня саму насквозь, но всё же я продолжала тянуть снова и снова.

Затем через ограждение палубы перевалилось безжизненное зелёное тело и свалилось на меня сверху. Вода ручьём стекала изо рта Бисквит.

— Одну… всего… одну… — прошептала я, переворачивая её и нажимая на грудь, чтобы удалить из её лёгких воду.

«Торн. Роза. Тамблвид. Скудл. Одиннадцать зебр. Сорок жеребят. Позвольте мне спасти хотя бы одну жизнь!»

Бисквит лежала, не подавая признаков жизни. Ещё один труп. Не в силах больше сдерживать бешеное сердцебиение, я свалилась рядом с ней.

«Торн. Роза. Тамблвид. Скудл. Зебры. Жеребята. Бисквит».

Внезапно она закашлялась, пытаясь сделать вдох, и её начало рвать водой. Я задёргалась, пытаясь сесть, чтобы хоть как-то помочь ей, но всё на что меня хватило — это обнять её за плечи, обливаясь слезами. Вдоль вздымающейся палубы осторожно пробирался Тарбутс, спеша на помощь. Бисквит, наконец, сделала слабый вдох, затем ещё один, и я с облегчением повалилась на спину с верёвкой, обмотанной вокруг передних ног.

Чувствуя, как сознание покидает меня, я улыбнулась.

«Я спасла жизнь, слышишь, ты, костлявый сукин сын…»

« Я спасла жизнь».

— Рыбка, пора вставать. Рыбонька? — позвала мама, склонившись над моей кроватью. — Я знаю, что ты уже не спишь. Ты улыбаешься.

— Вовсе нет. Сплю, — ответила я и, в доказательство, громко засопела.

Она погладила меня носом.

— Охранницы должны подниматься и отправляться на работу, Рыбка.

— Я не хочу быть охранницей, мам. Это же тоска зеленая, — пробурчала я, глядя на неё снизу вверх, на её снисходительную улыбку и умные глаза под фиолетово-красной гривой.

— Быть охранницей — лучшая работа в Стойле, — наставительно произнесла она.

— Любая пони скажет так о своей работе, — возразила я, потирая глаза и зевая во весь рот.

Она лишь рассмеялась в ответ.

— Но наша действительно такая. Мы спасаем пони жизни.

— Почему мы должны вести себя так жестоко с мальчиками, мама? — спросила я, глядя на двух жеребцов, которые шли, понурив головы, в сопровождении двух кобыл. Самцы выглядели больными и… что-то ещё. Тогда я ещё не знала значения слова «стыд».

Мама грустно улыбнулась, глядя как я уплетаю зелёный коктейль из люцерны, захваченный в кафетерии.

— Мы не должны. Но многие из кобыл действительно могут быть жестоки, особенно те, кто думает, что причинять боль другим — это нормально.

— Но почему? Я никогда не встречаю мальчиков в классе или где-либо ещё. Чем они вообще занимаются? — спросила я и набила рот лакомством, игнорируя ложку и соломинку.

— Они делают нечто очень важное для Стойла. Детей.

Воображение нарисовало мне фабрику, где маленьких кобылок собирали, словно кукол.

— Серьёзно?

— Угу. Один из них сделал тебя, — ответила мама с улыбкой. — Я не совсем уверена, который из них, но…

Она слегка покраснела, произнося последние слова, которые адресовала, скорее, самой себе, чем мне.

— А раньше они что делали? — нахмурившись, спросила я.

— Во времена твоей бабушки, жеребцы и кобылы всю работу в Стойле выполняли наравне. Всю, за исключением обязанностей Смотрительницы. У каждой пони мог быть лишь один жеребёнок, которому она передавала свои обязанности после смерти, вне зависимости от того, какого пола он был. И вот однажды у Смотрительницы родился жеребчик. Для самцов это стало настоящим праздником, потому что их было куда меньше, чем кобыл, и они считали, что правила Стойла не совсем справедливы.