Array Megumi - Долго, счастливо

- Я бы все равно вернулся. Мои носки со снитчами до сих пор здесь, а в Дырявом Котле ужасно холодно...

Я притворно вздыхаю:

- Жаль. Надо было избавиться от этого кошмара во время твоего отсутствия.

- Ну Северус... признайся, на самом деле они тебе нравятся, - улыбаюсь я.

- Они меня раздражают. Но я готов их терпеть, потому что по твоим словам они теплые.

- А меня раздражают твои трусы, - честно признаюсь я в ответ. - Но они классно на тебе смотрятся, поэтому я готов их терпеть. До тех пор, пока ты их не снимаешь.

- И чем же они тебя не устраивают?

- Тем, что они скрывают от меня твои самые интересные части тела, - расплываюсь я в ухмылке.

- Ребенок... - хмыкая, целую тебя в висок. - Я учту этот их недостаток.

- Спасибо, - я целую тебя в шею. - А мы ужинать будем?

- Будем. Сам пойдешь на кухню?

- Угу... еще успею на тебя повисеть. И полежать... - я мурлычу и соскальзываю с твоих коленей.

- Маленькое глупое чудовище, - поднявшись, глажу тебя по волосам. - Иди разогревай вино, пока оно совсем вкус не потеряло.

- Иду, - я впадаю в совсем уж детство и... скачу вприпрыжку на кухню, где переливаю вино в специальный котелок и переношу в гостиную, где начинаю нагревать в камине, на огне.

Проводив тебя взглядом, я иду на кухню. Ужин готов еще с тех пор, как я решил притащить тебя обратно домой, но тебе ведь это знать необязательно.

Когда глинтвейн нагрет, я пробую немножко с кончика черпака и прикрываю глаза в блаженстве:

- Сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Я молодец.

- Молодец, молодец, - ужин, повинуясь движению палочки, опускается на журнальный столик, перемещающийся ближе к креслам. - Садись.

Я разливаю глинтвейн в прозрачные бокалы и любуюсь полосатыми слоями истинно гриффиндорской расцветки:

- Ты не против, что они такие, а не зелено-серебряные?

- Зеленое вино меня не привлекает. Иди сюда, - я кладу рядом с креслом плед, чтобы потом не тянуться, за ним и смотрю на тебя.

Я сажусь прямо к тебе на колени, сочтя рождественский ужин достойным такого нахальства.

- И что ты собираешься делать дальше?

- Есть. И кормить тебя, - я беру в руки свою тарелку, начиная одновременно делать и то, и другое.

Хмыкнув, приподнимаю бровь, но начинаю есть, прижимая тебя к себе.

После ужина ты вновь уютно размещаешься на коленях, довольно щурясь от моих пальцев, задумчиво перебирающих твои волосы. Эта ссора оказалась самой крупной за нашу совместную жизнь, но сейчас я думаю, что она была только к лучшему. Твое тепло начало чувствоваться сильнее, а небольшой отдых дал возможность договориться с собой и сделать тебе часть подарка - совместный эксперимент ты хотел давно, но я никогда не соглашался, видя, насколько по-разному мы подходим к исследованиям.

- У нас оставались фейерверки... - я задумчиво целую тебя в макушку, зная твою реакцию. Ты обожаешь эти игрушки.

Я сияю и смотрю на тебя абсолютно счастливо:

- Ты правда не против?

- Не лежать же им просто так.

- Северус, ты самый лучший! - по-детски эмоционально взвизгиваю я и целую тебя в щеку. - И ты даже побрился...

Со вздохом ссаживаю тебя с колен и поднимаюсь:

- Иди одеваться.

Я напоследок обнимаю тебя за талию - до сих пор ведь талия... - и смотрю в глаза, совсем как Радон когда-то:

- А мы ведь ночью будем сексом заниматься?

- Будем. Если ты не успеешь вывести меня из себя, - хмыкнув, ерошу твои волосы и подталкиваю под спину. - Жду пять минут.

Убегаю в спальню, чтобы вернуться через рекордную минуту, облаченный в зимнюю теплую мантию и... ну, и белье, да.

- Сам будешь запускать?

- Попробую.

Запускать фейерверки - мое любимое занятие. Они красивые и дарят ощущение волшебства при минимуме магии. А ведь это всегда ценно - когда волшебство можно сотворить голыми руками. Поэтому я осторожно запускаю первый и прижимаюсь к тебе, наблюдая за буйством красок в небе.

Я задумчиво разглядываю оставшиеся и фыркаю:

- «Дракона» на конец оставишь?

- Он же самый красивый!

- Неоспоримый довод.

Один за другим фейерверки рассыпаются в воздухе мириадами огней. Когда настает очередь «Дракона», я заранее прикидываю кое-что, и, когда ракета только уносится в воздух, я валю тебя в сугроб и жадно целую в губы.

Когда поцелуй заканчивается, я усмехаюсь:

- Решил не смотреть на самый красивый?

- Нет, я как раз смотрел на самого красивого, - улыбаюсь я и прикрываю глаза. - Потому что для меня нет ничего красивее твоих глаз, твоего лица, тебя...

- Из детства ты никогда не выйдешь, Гарри, - я обнимаю тебя и целую в макушку. - Если ты хочешь валяться в сугробе, надо что-то делать, чтобы не замерзнуть. Или мы можем вернуться домой.

- Можно вернуться. Кто-то мне обещал секс...

- И не отказываюсь от своих слов. Тем более, что с тебя нужно снять мокрую одежду, пока ты не простудился.

- Так я же сверху лежу... у меня не мокрая.

- Уверен? - я рывком переворачиваюсь и опрокидываю тебя в снег, немного присыпая им сверху. - Так что ты там говорил, что тебя не нужно раздеть?

- Нужно... - я расплываюсь в довольной улыбке и раздвигаю ноги, обнимая тебя крепче.

- Тогда идем, - потянуть тебя за руку и, перехватив, вытащить из снега, чтобы взять на руки оказывается легко. Также, как и опустить на пол в спальне, избавляя и избавляясь от мокрой одежды, пока ты молчишь, занятый новым поцелуем.

Я прижимаюсь к тебе всем телом, плавясь от любви и желания всегда-всегда быть рядом с тобой, под тобой... Все ощущается сумасшедше остро, и я нежен, как никогда.

В полутьме комнаты кажется, что только невозможно зеленые глаза излучают свет, сверкая от возбуждения и радости. Ты кажешься хрупким и маленьким, пока не распаляешь настолько, что стоны кажутся даже громче, чем недавний взрыв в лаборатории.

Я люблю тебя, и это сейчас - в каждом нашем движении, жесте, прикосновении, стоне. Мы любим друг друга так сильно, как только могут любить два человека, и волшебство - оно вот здесь, между мной и тобой, в этом крошечном промежутке.

Уже перед рассветом, когда светлеющее небо проглядывает в щель между занавесок, я задумчиво целую тебя в висок:

- Ты добиваешься хороших результатов, но твоя импульсивность порой отбрасывает тебя на несколько шагов назад. Запомни это. А в остальном - ничто не мешает тебе быть зельеваром самого высокого уровня. Разве что пониже, чем уровень, которым тебя можно оценить, как партнера по жизни.

Я смотрю на тебя снизу вверх и молча прикасаюсь губами к твоей груди. Немного помолчав, я все же говорю, отчаянно пытаясь пересилить румянец:

- Это лучшее признание в любви, которое существовало за всю историю человечества...