Юлианна Перес - Мальмезон

— Мне кажется, наша амнезия может оказаться пострашнее гастроскопии. Не радуйся раньше времени, — осадила Скалли, глядя на меня с убийственной серьезностью.

— Мне тоже интересно, что меня подвигло разрисовать твой живот. Это, действительно, должно быть что-то очень страшное. Возможно, дело не обошлось без маленьких серых человечков? — открыто усмехнулся я в ответ на чрезмерную серьезность напарницы. Вся ситуация казалась до того нелепой, что я не мог относиться к происходящему без иронии.

— Тогда, надеюсь, твои человечки объяснят, зачем понадобилось заставлять тебя писать всякую ерунду на неподходящих для этого дела частях тела? Моих частях тела, прошу заметить!

— У меня есть теория. Возможно, это межгалактический заговор с целью свести нас с тобой. Чтобы разгорелся бурный роман, и я перестал искать внеземные цивилизации, — вещал я заговорщически. — Я, наверное, уже в печенках сижу и у теневого правительства, и у инопланетян. Вот они и решили занять старину Малдера чем-нибудь поинтереснее.

— Тогда в этом плане есть большая ошибка — не та женщина.

— Что значит «не та»?

— Надо было сводить с Дианой. Хотя, ты и без свах неплохо справляешься, — зло ответила Скалли, и я уже пожалел, что начал подкалывать ее.

— Даже не начинай, — выпалил я, не желая поднимать больную тему, но уже в следующую секунду сам продолжал: — Я знаю, ты не доверяешь Диане, но для меня это не повод, чтобы относиться к ней, как к прокаженной. Не забывай, что в самом начале ты тоже играла «не в той лиге», шпионя за мной…

Я пожалел о сказанном, как только закончил говорить. Я не мог понять, откуда берется этот внезапно вспыхивающий защитный рефлекс.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? А как же на счет того, что мой рационализм и подход ученого тысячу раз спасали тебя и …

Скалли осеклась, и я знал, что она вспоминает наш почти состоявшийся поцелуй. Мы впервые подняли тему, которая после возвращения с Южного полюса была под негласным запретом. Я, конечно, часто вспоминал тот миг в коридоре, когда чуть не поцеловал своего партнера (будь проклята моя фотографическая память!).

Видит Бог, я хотел этого поцелуя больше всего на свете. Даже не знаю, откуда во мне взялась храбрость. Наверное, выросла из отчаяния от понимания того, что, возможно, это был мой последний шанс сделать то, о чем я мечтал так долго — испытать вкус поцелуя Скалли. Потом появилась пчела и начался ад. Когда мы вернулись в Вашингтон, я не мог собраться с силами, чтобы поднять эту тему. Вся моя храбрость улетела в тартарары. Билл был прав, я жалкий сукин сын. Я даже не мог больше спокойно находиться в коридоре, особенно когда Скалли была со мной. Помню, однажды мы заехали ко мне за файлами, она замерла, выйдя из лифта, а я пронесся как сумасшедший в свою квартиру. Трусливый идиот.

Мы стояли в кухне, молча уставившись друг на друга. У меня мелькнула мысль, что, возможно, мне подвернулся второй шанс. Но тут за спиной раздался странный звук, и я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как еще одна тарелка падает с буфета.

«Может, здесь и нет НЛО, но летающие тарелки имеются», — успел я подумать прежде, чем воспоминания о прошлой ночи затопили мой не выспавшийся мозг.

Прошлой ночью

Тишину ночи разорвал пронзительный металлический шум. Скалли тут же вскочила, заехав напарнику локтем в ребра. Видимо, во сне они придвинулись друг к другу на середину кровати, и Малдер уютно устроился позади Скалли, крепко обняв ее за талию.

Малдер взвыл и открыл глаза. Ему потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, где они находятся. Отголоски грохота все еще разносились по дому.

— Что это за звук? — спросила Скалли, поправляя рубашку, которая задралась благодаря чьим-то шаловливым рукам.

— Понятия не имею, — ответил Малдер, потирая ушибленные ребра. — Но нужно проверить.

Скалли встала с кровати, взяла пистолет и направилась к двери, слыша позади себя торопливые шаги напарника, который шел следом, крепко сжав в руках оружие. Они вышли в коридор, подойдя к лестнице, переглянулись, еле заметно кивнув друг другу. Полная луна ярко светила с безоблачного неба, и агенты без труда могли видеть друг друга. Малдер начал спускаться первым, выставив перед собой пистолет. Скалли шла чуть позади, чтобы в случае чего прикрыть напарника.

Холл был пуст и тих, если не считать доносившегося из приоткрытого окна пения цикад. Агенты повернули в правое крыло, не решаясь разделиться. Через несколько шагов они увидели дверь, из-под которой просачивался тусклый свет.

Малдер остановился и прислушался. Тишина. Он подождал еще пару секунд и распахнул дверь.

Ступив на порог, агенты увидели просторную кухню, освещенную масляной лампой. В центре, за столом, сидел дворецкий в длинной белой полотняной рубахе и кальсонах. В одной руке он держал серебряную вилку, в другой — тряпочку, покрытую мелом. Неожиданное вторжение явно застигло его врасплох.

Скалли первая пришла в себя:

— Сэр, мы слышали шум.

Дворецкий хитро улыбнулся:

— Ах, да, простите старика. Руки совсем не те, что раньше. Постоянно что-то роняю. Вот и в этот раз не удержал блюдо.

Агенты опустили оружие и вошли в кухню, осматривая стол, который был заставлен серебряной посудой. Под рукой у дворецкого лежала дюжина вилок, ложек и всякой всячины, сваленной в небольшую кучу. Похоже, старику не спалось, и он решил скоротать ночь, чистя серебро.

Дворецкий взглянул на агентов и вернулся к своему занятию: опустил тряпочку в тарелку с измельченным мелом и принялся натирать вилку.

— Вы можете составить старому Клоду компанию, если хотите. Всегда приятно побеседовать с такой милой парой.

— Мы не пара! — хором ответили агенты.

— Мне только кажется, или я слышу сожаление в этом заявлении? — спросил Клод, отрывая взгляд от вилки и лукаво глядя на напарников. Скалли и Малдер переглянулись, вздохнули и сели за стол напротив дворецкого, который отложил работу, встал и направился к плите.

Только сейчас агенты заметили, что старик прихрамывал.

«Какое подходящее у него имя» [4] Клод — в переводе с латинского означает «хромой». , - отметил Малдер про себя задумчиво, кладя пистолет на стол рядом с оружием напарницы.

Все в этом человеке вызывало симпатию: плавная речь, французский акцент, благородные черты лица и манеры, радушная, но хитрая улыбка, загадочность и в тоже самое время простота. Малдер поймал себя на том, что не мог оторвать взгляда от старика, его слаженных, точных движений.

Клод вернулся к столу и поставил перед агентами две чашки с мутноватой коричневой жидкостью.

— Что это? — спросила Скалли, подозрительно глядя в чашку и принюхиваясь.