ColdMaltern (Maltern) - Несколько сюрпризов от Принцев

* Вот и кончилась первая часть.

2 часть.

Степь

Степь да степь кругом,

Путь далек лежит,

В той степи глухой

Умирал ямщик.

«Степь да степь кругом», русская народная песня

Он скучал по воде. Не то, чтобы вода была ему нужна. Здесь - нет. Здесь, по большому счету, не было нужно ничего. Но воды не хватало взгляду. Не хватало рукам. В первую очередь - взгляду.

Он любил воду. Огромные массы воды в озерах. Рябь на воде. Волны. И поэтому любил огонь. Огонь напоминал воду. Он когда-то часами мог смотреть на разожженный камин. Немногие понимали, что там, в огне, можно увидеть воду.

* * *

Он провел рукой по сухому выбеленному песку, перемешанному с чем-то вроде известняка. Даже если закрыть глаза, не получится представить, что это вода.

Наверху и где-то позади него было солнце. Большое, но бесполезное, тусклое солнце, никогда не меняющее своего положения.

И огромная степь кругом.

Он, в общем-то, не знал, было ли место степью. Он так назвал его - «Степь». Потому что кроме белесого песка, блеклых облаков, камней, жесткой травы и солнца здесь не было ничего. Как далеко не иди.

Сначала он называл это место Лимбом. Но здесь не было ни Харона, ни Миноса. И Стикса не было.

И место стало Степью.

В конце концов, он просто лежал, зачерпывая руками крупный сухой песок. Если бы здесь можно было дышать, он бы кашлял.

Если бы здесь можно было закрыть глаза… он закрывал. Но все равно видел небо. Или небо настолько въелось сознание, или было там всегда.

Хотя, здесь было странное небо.

Далеко, немногим ниже облаков, в небе сверкали серо-голубые щиты и копья. Он знал, что может с легкостью взять их в руки, но не брал.

Иногда копья налетали друг на друга, сталкивались, пытались атаковать - и он наблюдал за этой смертельной игрой. Но через какое-то время этот танец обретал совсем другой смысл. Копья терлись древками, осторожно соприкасались наконечниками, гладили… Потом копья исчезали, и он забывал про них.

Иногда он видел, как, подобно дракону, вылупляющемуся из яйца, быстро, методично и обреченно растут холмы. И тут же крошатся, развеиваются, выравниваются… Иногда мимо медленно, словно сквозь густое зелье, проплывали падающие камни. И он смотрел и смотрел за камнями, которые, достигнув земли, исходили трещинами, раскалывались, разлетались - словно в невесомости. Осколки лениво взлетали вверх и дюйм за дюймом падали, чтобы, ударившись о землю, взмыть в невесомость.

Иногда на камнях были высечены какие-то таинственные знаки. Он мог бы их прочесть - он знал их все - но предпочитал, чтобы символы оставались загадкой.

Иногда такими символами были испещрены целые горы. Он несколько раз пытался карабкаться по горам вверх - но срывался. Однажды его пальцы достали до вершины - и гора начала рушиться, колоться, и исчезла.

Он не испугался: он помнил, что творилось в этом месте, как только он сюда попал. Собственно, здесь именно что творилось . Вокруг бушевал кипящий океан, из которого вырастали извергающие бурлящую лаву вулканы; красные, горящие камни падали сверху и заставляли свирепствующую воду взмывать гигантскими волнами к новым и новым камням… Но он, оказавшись в этом конце света (или его начале), остался нетронут.

Теперь, когда трескались и осыпались горы, около которых он останавливался, он просто отходил. Гора могла стоять, сколько угодно - но стоило начать смотреть только на нее, как она давала трещину. Иногда он специально смотрел на горы.

Однажды он попробовал снять мантию. Какое-то время он держал ее в руках, затем бросил на песок. А когда он обернулся, мантии уже не было.

С тех пор он ходил только в рубашке и брюках. Которые никогда не пачкались. Которые не мялись. В которых никогда не было жарко или холодно.

Иногда он думал, что будет, если зарыться в песок. Он попробовал выкопать глубокую яму, но, сколько ни рыл, рука погружалась туда только до середины предплечья. Он бросил бесполезное занятие. Вскоре ямы не стало.

Как-то раз он заметил, что сквозь песок пробиваются необычные побеги. Побеги не вырастали - они вытягивались немного и чахли.

Иногда ему казалось, что это секвойя и тис, иногда - что инжир и терновник* . Но побеги исчезали.

Один из них был самым слабым и низким. Он вырыл вокруг побега траншею и выстроил по окружности стену из камней. Тогда рядом стали появляться еще побеги. Точно такие же. Маленькие, с двумя листочками.

Он растоптал их все, кроме своего.

Его побег тоже зачах.

Иногда он видел тени на горизонте. Но здесь не должно было быть теней. И голубые щиты в небе разрастались и сливались в один огромный купол. Тогда тени исчезали.

Он никогда не преступал границ своего купола.

В какой-то момент он понял, что привык смотреть . Смотреть далеко и видеть тонкую линию горизонта, траву, белесый и серый песок без света и тени. Далеко-далеко.

Сколько хватало глаз.

Раньше он никогда не смотрел, сколько хватало глаз.

Он не разговаривал с собой. Иногда насвистывал. Здесь не было скучно. Иногда было одиноко.

Но он держался своих границ.

* Секвойи - деревья, растущие в Северной Америке. Они очень древние (до 3,5 тысяч лет) и высокие (до сотни метров и выше). Тис - вечнозеленый кустарник. Из тиса была сделана палочка Вол-де-Морта. Инжир, он же смоковница, - дерево, не раз упомянутое в Библии как символ божьего благословения. Упоминается в притче об Иисусе и смоковнице. Терновник, или терн, - кустарник, из ветвей которого был сделан венец, возложенный на голову Иисуса.

Междумирье

Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы.

Библия, Евангелие от Луки

Тень была всего одна. Но она была отчетлива, как ни одна другая.

Голубые щиты моментально срослись. Но тень без труда преодолела эту мнимую защиту.

- Достаточно. Я ждал достаточно долго. Но тебе, видимо, нравится себя истязать. Не вижу других объяснений твоему возмутительному поведению.

Альбус Дамблдор был строг и мрачен. Весь его вид говорил о недовольстве.

Северус немного помолчал, про себя прощаясь со своим спокойным миром, после чего с легкой досадой в голосе ответил:

- Не вижу причин, вызвавших ваше недовольство. Здравствуйте, Альбус.

Дамблдор нахмурился:

- Брось. Эта причина вокруг тебя. И если ты сейчас же не избавишься от этого безобразия, я начну сомневаться в твоей смелости.

Все. Конец сладкой жизни.

- Альбус… - Северус постарался сохранить ровный безэмоциональный голос. - Боюсь, что никакого безобразия вокруг себя я не вижу. Здесь все относительно упорядоченно.

- Честное слово, твои попытки цепляться за видимость защищенности просто жалки. Они никогда ни к чему не приводили, не приведут и сейчас. Или ты думаешь, что если ты никого не видишь, то никто не видит тебя?