Дмитрий Щербинин - Буря

А Хозяин отпустил и Веронику и Рэниса на пол, сам же сделал несколько шагов вперед; и, когда из клубов дыма появились первые ряды «огарков», пробормотал:

— У меня еще остались силы. Да — от НЕЕ силы исходят. Я отгоню их. Мы будем вместе…

И вот он вытянул пред собою длани, и из них вырвались две огненные длани. В начале они еще были узкими, но, как только ударили в первых бегущих, так и разлились по всем рядам — объятые пламенем, разрывающиеся от жара «огарки» были отброшены назад, и где-то за воротами последовал еще мощный взрыв, от которого вновь всколыхнулись камни, ослепительная вспышка метнулась сквозь клубы дыма в залу; и посыпались новые глыбы — одна ударила в раздробленную машину, и сжала ее в лепешку. Дышать было очень трудно. Жар, грохот, вопли обожженных, рев новых подступающих толп — это ли была не преисподняя?..

И вновь, среди клубов замелькали тени бегущих, и вновь вытянул к ним навстречу свои длани Хозяин, и вновь вырвались огненные змеи, и вновь, ударивши в их ряды смяли, отбросили куда-то назад; вновь последовала огненная вспышка, и вновь посыпались с потолка каменные блоки, и только по случайности не задели никого из стоявших на полу.

Хозяин промолвил: «Теперь уходим» — вновь подхватил Веронику и Рэниса, на которого девушка смотрела неотрывно, и шепча нежные слова, совсем ничего из окружающе не замечала — он все целовала, целовала его; и, с каждой теплой слезой, которую он ощущал на своем лице — Рэнис чувствовал, что силы возвращаются к нему — но, все-таки, он не мог еще ничего ничего. Хозяин быстро пошел к галлерее, которая оканчивалась ведущей вверх лестницей — остальные кое-как заковыляли вслед за ним; но едва поспевали — только Ринэм шел вровень с Хозяином, и, напряженно обдумывая что-то, даже и не обернулся к тем, кто мучался позади.

Надо сказать, что все это время спереди слышался неясный, но все нарастающий гул; и, когда до ведущей вверх лестницы оставалось еще шагов двадцать — стремительно понеслись навстречу им толпы восставших; ну а впереди всех несся огромный медведь-оборотень, который держал в вытянутой ручище, словно факел, словно сердце вырванное свое — маленького Ячука. И тут же закричали, бросился к нему навстречу Сикус:

— Ячук! Друг ты мой! Прости ж ты меня, все вы меня простите!

— Остановитесь немедленно! — пискнул Ячук, и медведь-оборотень расслышал этот писк за всеобщим грохотом, обернувшись, прокричал, чтобы все остановились.

Крик разошелся по рядам: рабы послушно останавливались, и не удалось избежать некоторой давки — впрочем, все довольно быстро успокоились, и покорно ждали — им ведь нужен был предводитель, и они готовы были исполнить любое приказание — и они с трепетом выжидали, что же будет далее. А далее вот что приключилось: Хозяин отпустил Веронику и Рэниса обернулся и направил назад еще две огненные змеи — и то вовремя, ибо «огарки» уже наполнили залу, и мчались по галлереи — передние ряды были уже совсем рядом, когда их настиг, и смел этот пламень — новая слепящая вспышка прорезалась из залы; плотную волной ударила раскаленная гарь. А Хозяин, развернулся, и готов был уже испепелить восставших, как между ними встала Вероника:

— Это мои друзья. — говорила девушка. — Если вы это сделаете, я вас всегда буду презирать. Слышите — клянусь вам в этом!

Эти слова подействовали на Хозяина сильнее чем что-либо другое. Он опустил длани; и в истомленном его голосе послышалась неувернность:

— Что же мне делать с ними.

Тут быстро запищал Ячука:

— За нами на подходе большая орочья армия. Я даже не знаю сколько их — но больше, чем при давешних стычках. Они, должно быть, собрали все что могли. Даже камень трясется…

— Их много, много! Спасите нас! — завопил кто-то из толп восставших.

И тут только Ячук увидел Ринэма, который все это время стоял у стены и в напряжении размышлял над чем-то. Ячук вскричал радостно:

— Мы спасены! Они здесь! Счастье то какое! А где же Фалко, а где же братья твои?!.. — и тут он увидел мертвенно бледного Робина, на которым склонилась Вероника; и уж не знал, что сказать — пробормотал неведомо почему всплывшие в памяти стихи:

И тут подал голос Ринэм — этот юноша говорил:

— Я знаю, чего они все ждут — ждут, чтобы Я подал какой-то совет. Что ж извольте: тем более, что большая часть здесь присутствующих, только лишь чувства свои выражают; и вот благодарите меня за добрый совет…

— Покороче — времени то нет! — рявкнул медведь-оборотень.

— И это вместо благодарности! Что ж — я более учтивых речей от вас и не ожидал услышать. Уж, если вам не могло придти в голову то, что я вам сейчас скажу, так не далеки, не далеки вы умом. Да и… ладно — перехожу к делу, а то вы от нетерпения своего звериного и разорвете меня. Слушайте: за вами орки, за нами твари угольные — ттак пусть эти две рати сойдуться — ведь там, в окончании вот этой лестницы зала?..

— Верно! Верно! — послышались возбужденные крики.

— Так пусть же они в этой зале и сойдутся, мы же, тем временем, ускользнем по какому-нибудь боковому коридору.

— Так и сделаем. — проворчал медведь. — Но ты то хорош ругаться — мы то по твоему и безмозглые, а у самого то череп от натуги трещал, когда думал то? иль что — думаешь, не видел я?

Ринэм презрительно усмехнулся:

— Думаете, над этим планчиком так задумался, над ерудишкой этой?! А вот и нет! Ха-ха!.. О чем я так думал напряженно, какую такую задачу решал, что и даже и мне нелегко пришлось — а об этом потом узнаете. Ну, а я уже все решил…

Ринэм усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону. Тем временем, из коридора вновь приближался топот «огарков», и, чрез несколько мгновений, они уже появились среди клубов дыма. И вновь Хозяин вытянул навстречу им длани, вновь вырвались огненные змеи — и на этот раз более яркие, нежели раньше. Они яростно вцепились в бегущие толпы — выжгли не только их, но и стены, которые стали теперь ярко-бордового цвета; Хозяин пошатнулся, и прохрипел:

— Все — не надейтесь больше на меня. Все — весь выложился. Эй, Вероника: беспомощный я теперь, ежели хочешь — бросай меня. Что бросишь?

Девочка все внимание свое отдавала Рэнису — весь мир теперь слился для нее в этом юноше; и она не слышала этих слов Хозяина, а тот, пошатнувшись, подошел к ней, поднял вместе с Рэнисом и, с трудом удерживаясь на ногах, направился к лестнице.

Медведь-оборотень обернулся, и крикнул:

— Все отступаем! Отступаем!

Это была довольно массивная зала; рядом со стенами которой поднимались, подпирая потолок, изваяния всяческих чудовищ — это орки пытались заставить пленных гномов сделать что-то наподобие того, что красовалось в подгорных залах Казад-Дума — но гномы изваяли не изящные творенья, а этих уродов, чем орков не разозлили, но только порадовали. В этом зале было несколько больших подъемников, что вели на те уровни, где рабы пробивали самые глубокие из шахт. И, когда рабы ворвались обратно в эту залу, оказалось, что первые орочьи отряды уже спустились, и опускаются следующие — сверху же шел беспрерывный рокот грубых голосов. Слышались вопли командиров: