М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

— По тем, которые установлены тобой, — уточнил паладин.

Ниваль пожал плечами.

— Все мы приходим в этот мир с желанием устанавливать свои правила и пытаемся это сделать первым же нашим криком, требуя тепла и еды. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Но мои цели несколько выше, чем согнуть всех рогом. Ты думаешь, я тебя преследовал по личным мотивам? Да мне все равно, что ты обо мне думал. Если бы я ставил свои симпатии-антипатии выше дела и переживал каждый облом, я бы до сих пор за лошадьми дерьмо убирал, — он холодно подмигнул ему, — это к вопросу о том, что способно отбить у меня аппетит. Меня, — он ткнул себя большим пальцем в грудь, — не тебе судить. Пусть меня осудит тот, кто несет такую же ответственность, как я. Кто не может, как ты, позволить себе жить божьей пташкой — куда хочу, туда лечу. Пусть он мне скажет: Ниваль, ты подонок, потому что делишь работу не на чистую и грязную, а на ту, которую нужно сделать сегодня и ту, что можно оставить на завтра. Ты сволочь, потому что хочешь, чтобы тот, кто присягает твоему лорду, был готов, как и ты, отрубить себе руку, если она ему для чего-то понадобится. Вот такие простые правила.

Эйлин приоткрыла перегородку, но на нее никто не обращал внимания.

— Говоришь ты красиво, — покивал головой паладин, — только страна — это не лорды и правители. Это — люди. Им не нужны ваша возня и изъявления преданности. Они просто хотят нормально жить. А вы, прикрываясь стенами замков, разглагольствуете о государственных интересах и благе для народа, бросая людей на произвол судьбы, как в Старом Филине.

— В Старом Филине ты — герой-одиночка и те, кого ты потянул за собой, сдохли бы без помощи небезызвестной тебе особы, которая на тот момент носила плащ городской стражи. И если бы не она, я бы тебя…

— Ниваль, может хватит? — Подала голос Эйлин и перевела холодный взгляд с него на Касавира. — Может вам обоим хватит вспоминать и пережевывать ваши разногласия? Вам не кажется, что многое изменилось?

— Это не просто разногласия, — упрямо возразил Касавир.

Эйлин покачала головой.

— Вы, по сути, служите одному делу, но каждый по-своему…

— Да, черт побери, — перебил Ниваль, даже не взглянув на нее, — мы оба большие патриоты. Ты был рожден подданным Невервинтера и гадил в гербовые пеленки, а я, потомственный мелкий лавочник, когда-то был чужаком…

— Ниваль, — пыталась образумить его Эйлин, но он не слушал ее и продолжал:

— …и этот город дал мне все. Я отдаю долги, как умею. Я служу системе? Да, я ей служу! Государство существует для работяг, крестьян и лавочников. Но держится оно на силе, власти и законе, который ты клялся защищать. Города нужны для людей, о которых ты заботишься, но их безопасность обеспечиваем мы, простые стражники, доносители, шпионы, дипломаты и специалисты по деликатным поручениям. И никто, дорогой мой, — никто пока не придумал ничего лучшего! Как придумают — я буду первым в очереди за всеобщим благоденствием. Нет, я пропущу тебя вперед.

— Такие, как ты, при любой системе своего не упускают, — отпарировал Касавир.

— Прибереги свое солдатское остроумие на ночь для…

— Куда тебя несет! — Разозлилась Эйлин, топнув ногой и привлекая его внимание громким хлопком у него перед носом. Голос ее зазвенел. — Совсем совесть потерял! Да что же это такое. Вы меня слышите или нет?! Вы друг другу жизнь спасли, чтобы сейчас в горло вцепиться?! Или чтобы вдвоем довести меня до белого каления?!

Спорщики, наконец, умолкли, и, смерив друг друга неприязненными взглядами, почти одновременно развернулись и разошлись в разные стороны. Провожая глазами массивную, словно высеченную из камня спину Касавира, под тяжелыми шагами которого прогибались и скрипели прочные бамбуковые мостки, Эйлин с тоской подумала, что вечер у нее теперь испорчен. И ночь, вероятно, тоже.

Эйлин достаточно хорошо знала Касавира, чтобы не побежать за ним следом, когда он пошел к себе. Самым лучшим сейчас было не убеждать его в чем-то или проявлять участие, рискуя нарваться на глухую стену неприятия каких-либо вмешательств извне и еще большее раздражение, а дать побыть одному и успокоиться. Ей это тоже не мешало. А уж в том, что за это время с их отношениями ничего не случится, она была уверена, как бывают уверены в этом люди, давно отвыкшие сомневаться друг в друге и в крепости связавших их уз. Поэтому, она просидела в столовой до позднего вечера. Все давно разошлись — сытые, довольные и уставшие. А они вдвоем с Солой еще немного посидели и поболтали, пригубляя рисовое вино из крохотных фарфоровых стаканчиков. Это было странно — Сола никак не ассоциировалась у нее с такой вещью, как женская болтовня, и, по правде говоря, мало что могла сказать по существу проблем, обычно решаемых в таких беседах. Но с ней было интересно говорить о местах, где она бывала, а к своим двадцати семи годам она, к зависти Эйлин, повидала и пережила немало. Только вот присущей подобным рассказам любовно-романтический составляющей в них не было. А переводить разговор на это было неловко, несмотря на слегка ударивший обеим в голову хмель — амазонка в подобные темы как-то не вписывалась. Но она много расспрашивала ее о жизни в Крепости, о Невервинтере, и даже о Нивале. Удивилась, узнав, что он южанин, как и она, и поделилась своими впечатлениями от его родного Уотердипа. Интересно было увидеть этот город роскоши, магии и загадок ее глазами: минуя шумные кварталы, помпезные дворцы и площади, оказаться в таинственных, мрачных предместьях и полном опасностей Городе Мертвых, покататься на дельфинах которые — ну надо же — работают на береговую стражу, побывать в колониях русалок и мерменов в гротах Дипуотча. Хороший получился разговор, в чем-то даже задушевный и оставивший легкий осадок сожаления, что этот человек не войдет в постоянный круг ее общения и не станет близким другом. Распрощавшись с амазонкой, Эйлин почувствовала себя такой умиротворенной и счастливой, что стычка двух ее любимых мужчин показалась ей какой-то глупостью и недоразумением, которому не стоит придавать значения.

Домик был пуст. Скинув обувь, она с наслаждением прошлась гудящими босыми ногами по циновкам, зажгла на низком столике у ложа красную свечу в матовом стеклянном колпачке и раздвинула перегородку внутренней купальни. Там Касавира тоже не было — лишь лужицы на отполированном дощатом полу и возле сливного отверстия. Она стянула с себя одежду и наугад покрутила рычажки у самого пола. Теплая вода хлынула водопадом сразу из нескольких широких желобов под полукруглым потолком. Улыбнувшись — ну и умельцы же эти гномы — она добавила горячей воды и подставила усталое тело под обволакивающие струи. Вода сбегала шелковыми ручейками по жилистым плечам и острым лопаткам, повторяя все ее маловразумительные выпуклости и изгибы. Казалось, ласковые теплые руки нежно прикасаются к ней и скользят по коже. Проведя руками по волосам, шее, груди, животу и ягодицам и оглядев себя, она чуть разочарованно вздохнула. Женщиной это существо, сбросившее фунтов двадцать за полмесяца, можно назвать весьма условно. А ее умопомрачительная прическа более всего напоминает полет вдохновения страдающего косоглазием маньяка-парикмахера, привязывающего свои жертвы и орудующего садовыми ножницами под упоительную музыку их воплей. Такая прическа кому хочешь придаст неповторимую индивидуальность, спасибо любимому братцу. «Неужели я ТАКАЯ могу нравиться?»