Виталий Башун - ПотомуЧтоЛень 2

Опять не туда занесло. Только что ведь здраво рассуждал о целесообразности обходить местных красоток десятой дорогой и снова - здравствуй сеновал? Весна, однако.

Опасность все же мне не грозила.

- О! Лыська, ты гля! Это ж наш кашева-а-а-ар! - наш артельщик, глядя на меня с веселым удивлением, разговаривал с лошадью, запряженной в неказистую телегу. Лошадь фыркала и мотала головой, будто понимала. - Причипурился, тить! Ну прямь, бла-ароднай! Фуфрик-муфрик! Все девки, тить, яго! Гы-гы-гы...

Я равнодушно и с интересом смотрел на ржач возчика, не делая ровным счетом ничего. Стоял и смотрел. Дескать, что это с уважаемым мужчиной? Аль съел чего не то? Тот еще немного погыгыкал, заметил, что моя реакция как-то вот не соответствует ожидаемой, и на очередном «гы»... смущенно замолчал. На его лице медленно проступало сомнение — может и впрямь ничего смешного, а он тут умничает?

Тут ведь как, стоит только дать слабину, показать смущение или неуверенность, а еще хуже — начать оправдываться, и все. От смешков и подначек всего обоза не избавишься очень долго.

- А ва-абче, ничё так одёжа. Красивая, тить. Я ж с понятием. Дело, тить, молодое. Нешто мы без понятиев?

Потупив глазки он вдруг заметил у себя в руках узелок, завязки которого в данный момент непроизвольно теребил. Взор прояснился, в нем даже мелькнула радость, плечи приподнялись и на волне вдохновения возчик разродился речью:

- Тут паря, такое дело, тить. Обчество просит снести гостинчик Рыбаку из сёдьмой артели. Он, тить, сёдни так рвался на жрачку, что прямо у порога... того... спотыкнулся и... кряк! Эта... ногу сломал. Мы телегу спроворили и я вот к лекарю, тить, свез. Так что, Рыбак-то теперь, тить, лежит себе и жрать просит. А до больницы не ближний свет, тить. Я б и сам, да делов у меня делать-непеределать. Тить, два воза с походом. Так ты, тить, снес бы гостинчик от обчества. Дело-то молодое. Ать-два и тама. А мы тута хлебца ему, колбаски, лучку положили. Я, тить, пару петушков на палочке ему, тить, от себя купил. Болезный же. Сладость, она ж ему пользительно шибко будет. Ну как? Снесешь? Порадеешь для обчества?

Ну что тут поделаешь, коль «обчество» такие надежды на меня возлагает? Взял узелок и побежал. Пробежка — штука полезная, да и все равно собирался размяться где-нибудь в лесочке.

В местном «храме скорби», то бишь в больнице, раньше мне бывать не доводилось, но вряд ли там запутанная планировка — по лабиринтам болезных, особенно тех, кто сам передвигаться не может, не натаскаешься. Возчик мне смог сказать только про приемную, где страдальца положили на каталку и увезли за широкие двери, куда посторонним вход воспрещен. Но я, думаю, найду без проблем. Скорее всего, кости мужику вправили, в лубки сложили, перевязали и отвезли в палату.

Приемный покой был пусть и... покоен. За столом одиноко сидела пожилая женщина внушительных форм и что-то сосредоточено писала в толстый журнал. На ней была униформа зеленого цвета, просторные штаны и туника с двумя нагрудными карманами без клапанов. Над левым карманом вышит знак лекарской службы, капля алой крови в круге из черной змейки, кусающей себя за хвост, а над знаком три серебряных галочки домиком. Что означает, насколько мне известно, принадлежность к младшему персоналу, помощникам лекаря. Золотые галочки - у лекарей, а у магов-лекарей - золотой полукруг, который по мере роста профессионального мастерства все больше огибал символ лекарской службы, пока не замыкался в кольцо. Какие там названия соответствуют галочкам - не знаю, а полное кольцо, то есть высший ранг, имеют всего настолько мало магов-лекарей. Говорят, их всех можно по пальцам пересчитать.

Я не успел даже подойти к столику, как женщина с усилием оторвала лицо (ага, именно так мне и показалось) от своего журнала и грозно спросила:

- Ку-уда?

- Да мне к возчику, что сегодня привезли...

- А-а-а, - не дала мне договорить помощница. - Так тебя Мухомор прислал осмотреть новенького! Топай на второй этаж. Палата восемь.

Она как ни в чем не бывало, снова углубилась в свои записи и кажется тут же забыла про меня. Я не стал уточнять, за кого она меня приняла, пожал плечами и потопал, как сказано, на второй этаж в палату восемь.

Там действительно лежал искомый больной, причем кличку Рыбак уже оправдывал вовсю, с энтузиазмом вещая соседям по палате, сколько рыбы наловил он прошлым летом. К его счастью сломал он ногу, а не руки, потому мог свободно раздвигать их в стороны на всю длину, демонстрируя размеры добычи.

Гостинчик принял с удовольствием, но долго разговаривать со мной не собирался. Его рассказов ждали восторженные слушатели, а где он в обозе найдет таких? Там-то его уже раз по двадцать выслушали. Я было подумал помочь ему с ногой, но оставил эту мысль. Рыбак недвусмысленно высказал пожелание остаться в больнице подольше. А что? Забот никаких, кормят, поят, на чистом белье спать укладывают, да не кто-нибудь, а красивые помощницы лекаря — женщины образованные и понимающие.

Я распрощался и, не спеша, спустился на первый этаж в приемный покой. Покой...м-м-м... потерял покой. Из помещения, кажется его называют «смотровой кабинет», выносили носилки, на которых прикрытое простыней лежало чье-то тело. Посреди приемного покоя стоял старичок в униформе с тремя золотыми галочками над эмблемой. Он устало сутулился, скорбно поджимал губы и с болью в глазах сопровождал взглядом носилки, которые аккуратно выносили в двери коридора первого этажа два дюжих помощника с одной серебряной галочкой над эмблемой. Лекарь сделал все, что мог, но, похоже, этого было слишком мало для спасения жизни. При моем появлении он развернулся и подслеповато (ага, «сапожник без сапог») прищурился:

- Молодой человек! - громко и неожиданно басовито обратился ко мне старичок. - Мало того, что опоздали, не представились... Понимаю, был занят, но это не оправдание! Повторяю, мало того, что заявились на день позже, так еще имеете наглость дефилировать по лечебному учреждению руки в брюки, задрав нос в потолок, словно чистый бездельник по бульвару! Мухоморы тебе в уши! Здесь вам не столица, стажер, а погранзона! И раненые могут поступить в любой момент. Ночь, за полночь, завтрак, обед... для лекаря не имеет значения! Все бросил, собрался и пошел работать! Имейте в виду - пока вы девок охмуряете, умирают люди! Что молчите?! Сказать нечего?! - мне и правда сказать нечего, потому что про долг медика старичок говорил, наверное, правильно, но причем тут я? - Вам заняться нечем? Быстро в первую палату! - скомандовал он непререкаемым тоном. - Там трое тяжелых. Наблюдать, помогать, быть им папой, мамой и лучшим другом. Девушке пить не давать — у нее ранение брюшной полости. Позже подойду, посмотрю. Чего стоим? Марш!