Сергей Сироткин - Путь. Книга 3

Прозвучал сигнал трубача, и лучники скрылись за ощетинившимися пиками обороны так же слаженно, как и появились.

– Держать строй! – прогремел командир неприятеля, и в следующее мгновение легионеры бросились на пики, пытаясь снова создать брешь в обороне противника.

Заскрежетала сталь от жёсткого соприкосновения щитов и копий. Пронзительные предсмертные стоны воинов от резкой, но затем дарующей покой боли вновь разорвали пространство над полем битвы. И только ценой своих жизней, ломая вражеские древки, имперское войско вклинилось в строй неприятеля. Легионеры с жутким рычанием вновь набросились на противника.

Безумие охватило людей, заражая свирепостью каждый несчастный разум, оказавшийся в жерновах смерти. Словно под воздействием сильнодействующего наркотика, страх перед гибелью исчез, боль стремительно становилась наслаждением, а убийство превратилось во благо.

И на этом празднике чуть ли не главным исполнителем воли костлявой старухи был, конечно, Тит. Его оставшаяся в живых половина сотни, как единый организм, растворяла в неумолимой поступи все жизни несчастных людей, попавших под безжалостную имперскую руку, небрежно кидая их на жертвенный алтарь богов войны.

Сотник стремился вперёд, чтобы прорвать строй и разделить неприятеля. Его остатки сотни почти это сделали, как вдруг раздался звук трубы, но на этот раз не противника. Подавал сигнал имперский трубач, причём исполнял команду к отступлению.

– Они там с ума сошли?! – прорычал Тит. – Какое отступление?! Только вперёд!

Сотник не видел причины отступления, и потому отходить не собирался, обрекая сотню на гибель, так как в бой ринулись скрытые за холмами резервы противника, ударившие только сейчас с двух флангов, окружая легионеров. Жажда крови и неистовство затмили разум Тита, заставляя не подчиниться приказу трибуна и нарушить жёсткую дисциплину, что было непозволительной роскошью в имперском войске, за которую ждало одно наказание – публичная казнь.

Неприятель словно ждал, когда имперское войско, подобно упырям, вкусив крови, переступит невидимую грань, когда дисциплина уходит на второй план, уступая место жажде убийства. Они даже не отдавали команду о наступлении резерва, будто разыгрывали действие по заранее спланированному сценарию: отступить и перегруппироваться, дав понять легионерам, что дрогнули; дождаться, когда легион завязнет в очередном столкновении, и затем ударить резервом, чтобы окружить и одержать победу.

В этот раз трибун потерпел поражение, не разгадав планов противника. Битва была проиграна, и он был вынужден отступать, чтобы сохранить как можно больше солдат.

Имперское войско начало маневр отступления. И только полсотни легионеров продолжали продвижение вперёд, исчезая в строю противника, будто решило добровольно покончить жизнь самоубийством.

– Это что такое?! – тихим возмущённым голосом произнёс трибун. – Они там оглохли? Почему не отступают?

– Не знаю, – ответил помощник командиру, вглядываясь в даль, где продолжало атаку крохотное войско, вдруг ставшее самостоятельным.

– Протрубите для этих олухов персональный сигнал к отступлению, – уже невозмутимым, но по-прежнему тихим голосом приказал трибун.

Трубач вновь приглушил лязг стали звуком своего главного оружия. Но ни Тит, ни его подопечные сигнала к отступлению уже не слышали. Обезумевшие, они рубили противника направо и налево, продолжая прорыв, словно, достигнув последнего ряда неприятеля, остатки сотни немедленно окажутся в вожделенном царствии небесном, о котором повсеместно на территории империи талдычат нищие проповедники. Но прорваться Титу было не суждено. Его атака захлебнулась из-за неравенства сил, и сотнику ничего не оставалось, как переходить к обороне.

– Кто эти безумцы? – спросил трибун помощника.

– Тит и его сотня, – с неким презрением ответил помощник.

– Хороший воин! Жаль терять, – будто раздумывал снова начать атаку трибун, чтобы спасти безумцев.

– Но он не стоит того, чтобы потерять весь легион! – осмелился возразить помощник.

– Я слышал, ему благоволит сама Тьма. Может, ещё не всё потеряно…

– Глупые предрассудки, мой повелитель! Не более того.

После некоторого раздумья трибун тихо бросил:

– Атака!

– Что?! – воскликнул помощник, не веря своим ушам.

Трибун медленно повернул голову в сторону подчинённого, и посмотрел таким жёстким взглядом, что у того мгновенно от страха пересохло в горле. Даже конь под трибуном посмотрел на дерзкого помощника, будто недоумевал от наглости легионера, посмевшего перечить начальнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – произнёс помощник, не сумев скрыть дрожь в голосе, и подал знак трубачу.

Прозвучал сигнал к атаке.

– Верни мне этого наглеца живым! – приказал трибун помощнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – склонив голову, снова повторился помощник, и со злорадством во взгляде покинул трибуна.

Легион мгновенно перестроился, и под счёт командиров начал атаку, прорываясь к сотне Тита, которая в итоге вынужденно заняла круговую оборону, так и не дойдя до последних рядов противника. Плотно сомкнув щиты, легионеры принялись отражать выпады врагов. Поочерёдно, через небольшие промежутки времени они сменяли друг друга в линии защиты, чтобы хоть немного восстановить силы и перевести дух.

– Битва проиграна. Зачем трибун посылает остатки легиона на смерть? – скорее самого себя, чем военных советников, спросил командующий противостоящих империи сил.

Ему никто не ответил то ли потому, что командующий произнёс вопрос слишком тихо, то ли по причине отсутствия у советников версий, объясняющих столь безрассудное решение трибуна. Но каждый в стане командующего замер, наблюдая, как легион умело прорывается, пытаясь вывести из окружения несколько десятков легионеров, чтобы спасти им жизни, причём неся серьёзные потери.

– Что такого ценного в тех обречённо обороняющихся воинах, ради которых трибун готов жертвовать большим числом солдат? – задал вопрос командующий советникам. И снова ответом были лишь крики умирающих воинов, да скрежет стали. – Немедленно уничтожить эту группу легионеров! – не поворачиваясь к свите, приказал он.

– Слушаюсь, – ответил один из них, и немедленно отправился в гущу сражения с отрядом воинов из личной охраны командующего.

Легион на своём пути встретил упорное сопротивление, и с каждым шагом, приближаясь к обороняющимся товарищам, нёс серьёзные потери. На место каждого убитого воина империи немедленно из глубины строя выходил следующий легионер, и строй оставался монолитным, продолжая сокращать дистанцию до уже небольшого круга, выстроенного из красных щитов. За каждый десяток шагов приходилось платить драгоценными жизнями, но в легионе был установлен незыблемый постулат – своих в беде не бросать. Правда, на этот раз выполнение закона могло стать смертным приговором для всего подразделения. И всё благодаря нарушению дисциплины одного из лучших сотников империи.