Сергей Шуба - Грезы Хорб-ин-Тнес

Сердце грохотало в ушных раковинах, дыхание сбилось.

Теперь можно оглядеться, что он и сделал. В такой суматохе «варвар» не догадался оглушить хотя бы одного стражника и по-прежнему не мог сориентироваться. Альтестейн прошипел ругательства, стал быстро стаскивать тела и подтирать кровь плащом, сорванным с убитого. Всех мертвецов он отправил вниз по лестнице и теперь стоял, прислушиваясь и размышляя. Во имя безопасности во дворце не носили шлемов с глухим забралом, так что полностью замаскироваться всё равно не удалось бы.

Воспитанник Лехема догнал их, когда скалы выступили из темноты и нависли, заслоняя небо.

– Сахеби желает говорить с вами, господин, – почтительно склоняя голову, юноша бросил быстрый взгляд на орлиный профиль туэркинтинца.

Газан , едущий чуть впереди, остановил своего верблюда.

– Что ж, – сказал Альтестейн, – почему бы и не поговорить. Мы будем ждать здесь. Кее’зал, кликни моих арагнашцев.

Хулагид медленно подал назад своего коня, не веря, что «варвар» отказывается следовать за ним, а потом развернул его и умчался в ночь.

Кутаясь в плащ, Альтестейн заметил, как проводник стреножит своего нара и заставляет лечь на песок. Сам он неторопливо подходит к «варвару».

«Что же рыжий мой не храпит, не злится? С каждым часом колдун всё лучше овладевает телом бедняги».

– Правда ли, что единственное, чего не могут возвращённые, это нормально улыбаться? Бог лишил их радости, оставляя страдать у своего праха.

Газан заклокотал под бурнусом, что можно было воспринять как смех. Рыжий наконец-то сделал попытку отпрянуть, но Альтестейн сдержал его порыв.

– Ты наблюдателен, чужак, и склонен думать. Я отвечу тебе, раз обещал. Смотря какие возвращённые , и смотря сколько у этих возвращённых желания.

– Ты сохнешь. Днём ветер и солнце выпивают твою жизнь и превращают в мумию, – удивляясь сам себе, снова сказал Альтестейн. – Ты тратишь силу на то, чтобы выглядеть как человек, и на своего верблюда, чтобы держать его в повиновении. Как скоро тебе понадобится жертва?

– Они выпивают не мою жизнь, а иссушают это бренное тело, как иссушают и вас также. Жертву я возьму в Ахеле, ты и сам это знаешь, – проводник замедленно покрутил головой. – И скажу тебе ещё. Я знаю, что ты меня обманул. Твой медальон ввёл меня в заблуждение.

– Но ты поклялся, – хрипло сказал Альтестейн. Высоко над ним разгорались звёзды, высвечивая фигуру Газана и мрачный пейзаж вокруг.

– Я поклялся, да. Наши слова стоят дороже, так как мы уже знаем ужас перевоплощения. Не бойся, я всего лишь предлагаю пересмотреть условия договора.

– Нет. Мы войдём в Ахель, и только тогда будем говорить, если ты захочешь.

– Я понял твой разум, человечек. С каждым днём я всё больше узнаю́ эту жизнь, эти правила и обычаи. Скоро я буду читать тебя, как открытую книгу, и никакой амулет тебе не поможет. Я ещё подойду к тебе.

На миг что-то иное толкнуло Альтестейна в грудь, и он понял, что смотрит на мир изжёлта-чёрными глазами. Это двуцветное видение заставило «варвара» содрогнуться. «Его можно убить! Его можно просто развеять вот так…». – он вцепился в луку седла побелевшими пальцами. «Это не моё, не моё. Я должен ждать, ждать сейчас, у меня был безупречный план, план без изъяна, если его можно убить, значит, можно подождать. Не всё ли равно – когда?»

Убывающая луна залила дюны призрачным светом. Мертвенно-белые утёсы угрожающе щерились провалами темноты. Альтестейн оглянулся назад и увидел подъезжающих Львов в сопровождении двух десятков пиурринов. Львов было семеро. Он знал, что они хотят сказать ему, и потому незаметно глубоко вдохнул. Дыхание – это жизнь. Холодный воздух.

– Мы приехали к тебе, гирдман, – сказал Лехем, не обмениваясь приветствиями, – и хотим знать, что ты будешь делать дальше. Ахель близко.

– Вы возьмёте наших верблюдов и лошадей, и двинетесь в обход с южной стороны. Газан проведёт моих воинов прямым путём. Мы дождёмся следующей ночи, захватим пленника, выясним у него всё и дадим вам знак.

– Мы – солдаты шахиншаха, а не какие-то гор нами, чтобы нападать ночью.

Эти керкеты побегут в свои паучьи норы, увидев, кто идёт на них. Я говорю так: мы обходим утёсы с севера, что быстрее, и по широкому проходу быстро въезжаем в оазис. Они и не поймут, в чём дело. Вы держите южный проход, если успеете подойти, конечно.

Альтестейн безучастно молчал, и слышно было, как звякают уздечки в тишине, когда та или иная лошадь встряхивала головой.

– Ну, что ты молчишь, гирдман? Ты боишься не успеть увидеть, как они уносят ноги? Тогда можешь поехать с нами.

«Варвар» поднял голову и поискал взглядом Кее’зала. Потом посмотрел на Грэма и Сииса, что сидели, сгорбившись, в волчьих шкурах, поглаживая свои блестящие топоры.

– Сахеби Лехем, скажи мне, – произнёс он, перекатывая в пальцах колечко, так, чтобы все видели его в лунном свете, – скажи мне, чем карается непослушание в войсках шахиншаха? Кто я для тебя: презренный гирдман без роду и племени, или голос его и воля его?

Сахеби сглотнул и осторожно слез с коня:

– Ты воля Светлейшего и голос его.

Альтестейн затылком чувствовал взгляд Газана , стоящего в стороне и разминающего шею своему верблюду. Он услышал взволнованный голос воспитанника:

– Я готов взять на себя вину, господин!

По-видимому, юный должник рода Лехема ухватился за шанс расквитаться за всё.

– Что у тебя в руках?

– Это пильга, господин. Мы выпускаем его в минуту опасности, и он приводит помощь.

– Значит, у вас там сейчас самка и он полетит к ней, а не домой?

– Да, господин.

– А если надо отправить весть назад?

– То мы выпускаем её, а не его. Он полетит следом.

– Хорошо. Ты выкупишь жизнь сахеби, и вот как сделаешь это. Мне нужны два десятка Львов, которые заберут наших коней и пригонят их к вам, и твоя пильга. Трое вернутся к своим, а сахеби и остальные побудут с нами. Вы пойдёте южным путём, и будете ждать, пока не прилетит птица. Это значит, что мы откроем вам ворота. Надеюсь, не надо говорить, что скалы должны быть у вас дымкой на горизонте, а пост у колодца лучше обойти.

Альтестейн посмотрел на остальных Львов. Пятеро сотников. Мужи, чьи отцы помнили ещё запах свободы, волю идти куда хочешь, сражаться за свою землю и честь. Кто из них более разумен и предан империи, а вернее, своему слову, которое они все давали, идя на службу к шахиншаху?

– Сиис, возьми птицу, позаботься о ней. Ты, – «варвар» сказал это хулагиду, всё так же подпоясанному красным кушаком, который сейчас казался пропитанным темной кровью. – Ты не любишь меня, я знаю. Я отпущу тебя назад, с оруженосцем, и тем, кого сам выберешь. А когда мы вернёмся в Асций, можешь сразиться со мной.