Александр Ясинский - Эсхатология

– Презренные пасынки суеверий, адепты глупости, – с жаром продолжала девушка, – вы горазды выдумывать досужие сплетни с целью оправдать собственные неудачи да мытарства, вызванные леностью! Конечно же, куда легче пенять на мифических злыдней, искать виновного рядом, а не в себе самом. Вот, к примеру, послушать вас, так опять виновата женщина, ее злобная воля! Вы – словно не состоявшиеся в плотской любви одержимые аскеты, шаманы моей таежной родины, знаете какую чудную расхожую байку, придумали они, дабы объяснить участившиеся нападения невесть откуда взявшихся оборотней, тех которые у вас называют «нерожденными», и укрепить свою пошатнувшуюся власть? Разумеется, как всегда при патриархальном укладе общины, первопричиной опять таки стали мы, женщины, точнее наша якобы похотливая натура! Дескать, она услада и бич нашего рода. Мол, те отсталые племена-стаи, что жили высоко в горах, занимались охотой да собирательством, ходили, в чем мать родила, да разбивали тупые головы друг дружки каменными топорами, стали заложниками частых моровых поветрий. Цивилизованный мир и без того погряз в склоках, чтобы еще придавать значение несчастьям каких-то там голозадых, а зря. Беды сделали их донельзя религиозными, и вот, впадая в экстаз во время камлания, дикарки принялись грешить со своими животными тотемами, умоляя мнимых покровителей о снисхождении, моля даровать могучее здоровое потомство, способное противостоять заразе. Ну и горячие просьбы, подкрепленные реальными действиями, не могли остаться без ответа.

Невольные слушатели затаили дыхание, потрясенные напором, откровенностью бесцеремонных высказываний. Никто не решался одернуть юную выскочку. Меж тем, речь незнакомки достигла кульминации.

– А у истоков всего этого бреда оказалась довольно скучная и неблаговидная история о секте мужланов, промышлявших ловлей и приручением животных. Пленникам вырывали клыки, отстригали когти, а иногда и шерсть и запирали в клетки для каких-то ведомых только тюремщикам околонаучных целей. А потом, видимо, что-то не доглядели и весь сумасшедший, жаждущий крови зверинец оказался на свободе. И что же, когда тщательно скрываемая правда открылась, кто-нибудь принес извинения беспочвенно охаянным, битым и униженным девушкам и женщинам? Отнюдь! Мужи лишь поджали губы и лицемерно промолчали, мол, не вашего ума дело, знайте свое место!

Девушка задохнулась от обуревавшего ее волнения. Сандр обратил внимание, что щеки ее стали розовыми, и капля пота застыла на виске, тонкие пальцы, сжимавшие простую рукоятку небольшого, игрушечного на вид меча побелели. Однако внутреннее волнение придало ее облику приземленный, более привлекательный вид, лишило ореола таинственности, сделало доступной, и Сандр почувствовал, как в груди его зарождается тяга, опускающаяся тугим шаром к низу живота, заставляющая пьяно кружиться голову.

Он встал и последовал за стремительно развернувшейся и покинувшей под возмущенное перешептывание собрание очаровательной незнакомкой.

Он догнал ее и ухватил за локоть. Та обернулась резко, отдернув совсем не слабую – да и откуда было взяться безволию в этом не по девичьи гибком и сильном, как теперь Сандр явственно видел, теле молодой хищницы, – руку.

– Прости, я не хотел пугать тебя, мне следовало бы понять, что жизнь и так не была приветлива с тобой, – только и мог промямлить сбитый с толку Сандр, а потом и вовсе не в тему добавил. – А сова, должно быть, является твоим охранительным талисманом?

Девушка не обиделась, лишь презрительно фыркнула, продемонстрировав ошеломленному Сандру острые резцы.

– Дурашка! Это же герб, символ. Сова – мудрая стремительная птица, легендарная хозяйка темной стороны неба. Невидимая и неотвратимая. В бытности наемные убийцы, мой клан теперь поставляет самых лучших телохранителей по обе стороны Уралагских гор. Впрочем, на сегодня хватит историй.

Она сделала попытку продолжить путь среди раскиданных вещей, спящих и возящихся там и тут людей в глубь лагеря, но Сандр вновь удержал ее.

Она обернулась на этот раз уже рассержено, выхватывая – нет, не меч. То, что Сандр издалека принял за символическую игрушку для отпугивания воров, на самом деле оказалось внушающим уважение длинным и вострым кинжалом. И, по всей видимости, незнакомка прекрасно владела им, и, не раздумывая, готова была пустить в дело. Сандр поспешно поднял руки, делая шаг назад.

– Но погоди! Задержись, останься у моего огня сегодня ночью. Я понимаю, что столь уверенной в себе воительнице нечего бояться, нет, я приглашаю разделить гостеприимство, а не навязываю защиту.

Девушка вопросительно приподняла бровь.

– Ты интересная, красивая…. Очень красивая, и мне была бы приятна твоя компания.

Она вдруг весело рассмеялась. Словно радуга проступила сквозь тонкие струи слепого дождя, подумалось Сандру.

– Ах, вон оно что! Что ж, я учту. Спасибо за приглашение.

– К тому же я раньше не видел тебя и до сих пор не знаю твоего имени, только приблизительно догадываюсь, откуда ты родом, но ведь этого не достаточно.

– Зато я знаю твое, княжич Сандр, и этого поверь мне больше чем достаточно! Все твои мальчишеские попытки познакомиться не более чем долгая и нелепая прелюдия к предложению разделить с тобой ложе. Я постарше тебя и кое-что понимаю в жизни, кроме пустых забав, да пирушек. Вы, испорченные северные князья, все одинаковы, только вот ничего не выйдет – я не твоя вотчина, да и слишком многое поставлено на кон, и покуда старший в роду не обзаведется наследником, потеря девственности, по сути, означает брошенный прямому наследнику вызов, и смертный приговор не заставит себя долго ждать.

– Но хотя бы подай мне надежду, что мы вскоре увидимся вновь.

– Надежда – это миф, что выдумали люди на заре времен. Всему свой черед, не торопи события, и спокойной ночи, мой пылкий князь.

– И все же! – вскричал Сандр. – Ты без ножа ранишь меня!

– Увидимся, еще не раз увидимся, – донеслось от удаляющегося силуэта.

– Морошка, ядовитая немножко, от боли в правом боку, одолей-куст, от сглаза, зависти и заразы, толченые когти трупоеда, эх, хороши для старого непоседы! – бормотал Констант, сидя на корточках копаясь во внутренностях своего раскладного походного ящичка. – Так, а что здесь? Немного топленного моржового жира на дне свинцовой бутыли, чтобы девки старика Константа любили, – он взболтнул содержимое, приложил к уху и уже вполне серьезно прибавил. – Думаю, этого должно хватить, чтобы дотянуть до дому в добром здравии мне и молодому господину.

Этих млекопитающих добывали так далеко, что Сандр, путешествуя, наблюдал их, а точнее его, лишь однажды, да и то среди диковинок бродячего цирка. Волшебный фонарь являл притихшим в темноте зрителям различные образы, далекие и причудливые, бывшие былью и выдумкой. Вот, тяжело опираясь на кривые толстые лапы на лед выбирается морж, он беззвучно разевает пасть, ворочая безглазой заплывшей жировыми складками головой. Отважные охотники – лилипуты по сравнению с этой живой горой сала, своим видом внушающей удивление, но никак не уважение, подскакивают, размахивая гарпунами, клыки зверя стремительно обрушиваются вниз и… а дальше, цилиндр завершал оборот, и все начиналось с начала под разочарованные выдохи обманутой в своих надеждах публики. Как бы то ни было, не смотря на все трудности, сопряженные с добычей, снадобье, получаемое из неспешных великанов-одиночек, большую часть своей жизни скрывающихся под водой, было бесценно. Оно, как ничто более в свете, насыщало организм, обладало ранозаживляющим действием, помогало противостоять недугам порченых земель и непогоде. Согревало в дороге бесстрашных искателей приключений и партии промысловиков, что бродили до самого ледового побережья в поисках бивня мамонта и китового уса. По меткому изречению мудреца, не будь ледяных моржей, люди не отважились бы высунуть носа за ограды своих укрепленных форпостов.